Сфинкс - Тобша Лирнер

Я поднялся и подошел к столу, а в это время Изабелла сунула под промокательную бумагу маленький конверт. Движение было очень легким, к тому же из-за спины руки было плохо видно, и я даже усомнился, видел ли это на самом деле или только вообразил. Изабелла откинулась назад, улыбнулась и показала мне изображение астрариума, то самое, что накануне ночью лежало на полу.

— Узнаешь? Превосходное воспроизведение. Думаю, он так и выглядит на самом деле. Гарет просто гений.

— Не имею ни малейшего представления, — проворчал я и невольно подумал: гений или нет, но брат доказал свою полную несостоятельность — как физическую, так и финансовую. Я взял лист и вгляделся в рисунок. Изящные линии изображали острые зубья сцепленных шестерен, а другой ракурс показывал, как действует изнутри помещенный в деревянную раму механизм. Под рисунком находилась цепочка из шести символов или букв древнего алфавита. Раньше я их не замечал. — А это что такое? Не похожи на греческие. Неужели эпохи Птолемеев?

— Да. Только это шифр, составленный из иероглифов. Птолемеи пользовались любой возможностью, чтобы перекинуть мостик к верованиям древних египтян и таким образом узаконить себя. Я нашла свидетельство, что шифр мог стоять на самом механизме. Это фраза со стены совсем недавно открытого храма Исиды. Я попросила Гарета написать ее, поскольку он очень силен в головоломках.

— Ты разгадала ее? — невольно заинтересовался я.

— Есть кое-какие соображения. Но я подожду, когда астрариум окажется у меня в руках, прежде чем раскрывать мои теории такому цинику, как ты.

— Будь осторожна в отношении всего, что предлагает Гарет, — предостерег я жену, отдавая ей рисунок. — Он ужасный выдумщик.

Изабелла вскинула руки в шутливом отчаянии.

— Вот видишь? Неудивительно, что я с тобой не откровенничаю. Боюсь, что ты меня засмеешь.

— Пожалуйста, возвращайся в постель, — улыбнувшись, попросил я. Рассвет уже просачивался сквозь ставни, но, по моим расчетам, оставался еще час до того, как нам следовало вставать и ехать на погружение. Изабелла вздохнула, выключила настольную лампу и вприпрыжку бросилась через комнату. Скользнула в кровать рядом со мной, и я успокоился, почувствовав знакомую свежесть ее тела.

— Ты ведь будешь присматривать за Гаретом, правда? Он в тебе нуждается, хотя никогда в этом не признается.

— Конечно, буду, — ответил я, стараясь не обращать внимания на фаталистические нотки в ее голосе.

Мой брат Гарет родился через шестнадцать лет после меня, став нежданным ребенком уже стареющей матери. И хотя она обожала его всей душой, отец считал, что на склоне их лет мальчик был финансовой обузой. Я почти не знал Гарета, пока он был маленьким, но, наезжая домой, брал его в долгие прогулки по болотам и объяснял структуру камней, надеясь, что это пробудит в нем честолюбие и он достигнет большего, чем ждали от него родители. Мой план удался, потому что в двенадцать лет Гарет заявил, что будет пейзажистом. В те дни мы были близки, и я при каждом удобном случае ездил в Камбрию повидаться с ним. Но в шестнадцать лет брат стал неожиданно чуждаться и родителей, и меня. Бешено ссорился с матерью, по нескольку дней не разговаривал с отцом. Когда во время телефонного разговора со мной он впервые бросил трубку, я почувствовал опустошение от возникшего между нами отчуждения. В юном Гарете мне нравились безудержное воображение и доверие, но теперь его словно подменили какой-то мрачной, нелюдимой личностью. Когда он приехал в Лондон учиться в колледже, то был уже законченным наркоманом. Однако я всячески стремился помочь ему стать художником и открыто пытался вернуть его доверие. Но, несмотря на все мои усилия, когда брату становилось плохо, он обращался не ко мне, а к Изабелле, и мне так и не удалось восстановить наши прежние отношения.

Изабелла вздохнула и свернулась рядом со мной калачиком.

— Если со мной что-нибудь случится, Фахир знает, как поступить с астрариумом.

Я притянул ее к себе, ладонь скользнула ниже талии.

— Ничего не случится.

— Нет, Оливер, выслушай меня: ты должен не щадя оберегать астрариум. Если астрариум представляет собой именно то, что я о нём думаю, многие захотят им завладеть. Очень важно его сберечь. Не доверяй никому, кроме Фахира, прислушивайся к своей интуиции — твой природный дар подскажет тебе выход. Он верит в тебя, даже если ты не веришь в него. Астрариуму предначертан особый путь и уготовано место предназначения.

— Что ты хочешь этим сказать? — Я зевнул, испытывая усталость после долгого дня и досадуя, что вскоре придется вставать.

— Сама пока не знаю. В этом деле очень много загадок. Мы все поймем только тогда, когда я найду механизм. — Изабелла снова вздохнула. — Знаю только одно: найдя астрариум, мы подвергнемся величайшей опасности. Ты просто должен мне верить. Обещаешь?

Я кивнул и страстно ее поцеловал. Так часто бывает: легкие обещания легко даются. И теперь, бросая взгляд в прошлое, я размышляю: что было бы, если бы я принялся с ней спорить — доказывать, что иногда лучше оставить сокровища ненайденными, позволить древним страданиям и драмам мирно спать, не копаться в них и не вытаскивать на свет? Убедил бы я ее отказаться от погружения? Может, да, а может, нет. Но в те дни я был совсем другим человеком. И с высокомерием самоуверенной молодости, кое-чего достигшей в этой жизни, верил в то, что природа благоволит к тем, кто много работает, и что мы будем жить вечно.

Катер — маленькое рыболовецкое суденышко, названное владельцем без долгих раздумий «Ра-5», скорлупка со ржавой рубкой и кучей залатанных сетей на палубе — пыхтел навстречу приливу, раздвигая носом плотные поля водорослей, принесенных к берегу недавним штормом. Двоюродный брат Фахира Джамал, невысокий мускулистый мужчина лет под шестьдесят, с мозолистыми, в шрамах руками рыбака-трудяги, вел катер к прыгающему на волнах красному бую, обозначавшему место погружения. Он был хозяином судна и, как в очередной раз заверила меня Изабелла, состоял в береговой охране и мог обеспечить ей официальное разрешение на выход из порта и погружение. Я не знал, верить жене или нет. С лица Джамала не сходила улыбка, но в глазах мелькала тревога, и я догадался, что дело не обошлось без подкупа. Однако понимал, что вопросов задавать не стоит.

В рубке над панелью управления висел маленький резиновый человечек из рекламы шин «Мишлен», девушка с хулахупом в ярко-зеленой юбчонке и глаз бога Гора. Я устроился у расщепленного планшира.

— Смотрите не упадите за борт, — шутливо предупредил меня Омар, чиновник, о котором накануне вечером говорила мне Изабелла. Это был плотный человек с плохо посаженным на место сломанным носом и бегущим от тяжелого века по щеке тонким белым шрамом. На нем был нацепленный поверх одежды красный флуоресцентный спасательный жилет, и он, казалось, мало интересовался происходящим. После двух столетий бесконтрольных раскопок и вывоза статуй и артефактов в Египте установился политический порядок, потребовавший, чтобы при каждой археологической экспедиции состоял по крайней мере один чиновник. Но даже если Омар и был настоящим чиновником, а не просто решил сшибить денег, я сильно подозревал, что Изабелла не сообщила ему истинную историческую ценность астрариума, а значительно уменьшила ее.