Принцесса из борделя - Олеся Рияко

В общем, мне просто нравилось жить.

Разумеется, были у меня и плохие дни, когда жить… ну, совсем уж не нравилось…

Так, однажды, когда за окном уже начали сгущаться сумерки, в «Лиловую Розу» ворвался мужчина, въехав через наши большие парадные двери прямо на своем белом коне. Я, разумеется, сразу попыталась изгнать наглеца, бесстрашно охаживала его клячу веником на длинной ручке – вот уж кто бы из охраны помог, так нет же! Стояли, ржали не хуже тех же коней, чуть не падая на пол от того, что горбунья метлой принца на белом скакуне выпроваживает.

Только вот то и был. Принц. Как есть, наследник Ватундрии, только вот второй в очереди, не первый. На мои крики и дикий ржач нашей охраны выбежали все обитательницы и обитатели борделя. Ну, и мадам Кардамон среди них, которая конечно же сразу узнала гостя.

«– Что же это вы, – говорит, – ваше величество Даниэле, на коне к нам? Никак штурмом брать решили?»

Он конечно тут такой, капюшон белого плаща откинул, светловолосой гривой встряхнул, голубыми глазищами зыркнул, представительно так, царственный палец за пояс с каменьями и дорогущим мечом заткнув. А что скрываться, если уже и так узнали.

«– Могу и штурмом, коли Нарциссу немедленно сюда не позовете!»

Ну, а что ее звать? Эта у нас всегда в каждой бочке затычкой была, и без того с остальными слюни на незваного гостя попускать вышла.

«– О, Дэн-Дэн, я здесь, любимый!» – Воскликнула она с балкона, вся такая нежно-молочная. Волосы вьющиеся до пояса – карамельные, глаза золотистые – медовые, губы пухлые – яхонтовые. Не девушка, а конфета.

В общем, что долго разглагольствовать: пришел он ее, значит, замуж брать.

Да, да, ее, карамельную, из на весь Эвенор известного борделя «Лиловая Роза». И ведь взял!

Уплатил мадам выкуп за все что на его невесту потрачено было и за все, что ей было куплено и «безвозмездно» подарено, да еще и, как сплетничали потом девушки, переплатил половину.

Помог ей, значит, этот принц сказочный, взобраться на коня подле себя и, сделав круг почета по нашей гостиной, которую мне, между прочим, потом еще и отмывать пришлось от вовсе не сказочного навоза, ускакал прямиком в свое королевство. Благо, оно недалеко. Хотя тут, в Эвеноре, все вообще достаточно близко. А она, Нарцисса наша, коза еще такая, язык всем на прощание показала!

И что-то тут на меня как нашло, как душу прищемило за самое сокровенное место – я как давай реветь! Метлу у ног уронила, и сама рядышком с ней шлепнулась. Реву – не могу, хотя сама понять не могу, что реву? Но, потом разобралась конечно: я же как все время думала, ну и что с того, что я уродина – вон, девки всех красивее на свете, а все одно их замуж никто никогда не возьмет. А вот как оно все обернулось. И стала я для себя в этот день уродиной самой настоящей, ни на что свою жизнь меняющей.

И нет бы пожалел меня кто – так женщины злые до чужой радости, принялись себе настроение за мой счет поднимать и всячески надо мной потешаться. Мол, это я, дура ихняя, решила, что принц за мной приехал. Или насочиняли разного, что я в Даниэле Вантундрийского давно втюрилась и Нарциссу к нему страшно ревновала. Или еще совсем мерзкого, что когда они в спальне уединялись, я у нее в шкафу пряталась, рыдала и за петельку себя дергала. Фу… мерзко-то как!

Эх… Нет, Даниэле, конечно был всем хорош, вот только не в моем вкусе. А что? Если горбунья и уродина, то и своего вкуса быть не может – бери что дают? Вот мне лично высокие голубоглазые брюнеты всегда нравились. И чтобы скуластые, и с мужественным красивым подбородком…

В общем, долго мне в цветнике нашем это припоминали, да и сейчас нет-нет да вспомнят. Особенно Амариллис. Она всегда рада мне напомнить, кого материнская благодать стороной обошла. А вот Валериане все больше все равно. Она вообще такая, ко всему вокруг равнодушная и надменная, словно дама из высшего общества. Да и манеры такие же. Впрочем, многим господам нравится.

Нельзя сказать, что на меня в «Лиловой Розе» никогда и никто не обращал внимание. Да, да и моя роза имела спрос! Вот только у кого…

Мадам Кардамон особо яро обороняла меня от одного некроманта, которому дался мой горб. Он все упрашивал ее продать меня. Бешеные, надо сказать, деньги сулил, но та нашла в себе силы отказать. И на том спасибо, знаете ли, что хоть последнюю волю матушки блюдет. Я-то знаю, как ей трудно было не согласиться! Ох, глаза-то так и блестели от льстивых речей и звонких предложений этого трупных дел мастера.

Мадам Кардамон была женщиной не страстной и практичной, но в том, что касалось денег, а точнее прибыли, у нее порой могло и крышу снести. Нет, она спокойно тратила кошели золота на ткани для нарядов наших прелестниц, на угощения для будущих гостей, но это не значило, что не перегрызла бы горло за копеечку какому-нибудь продавцу маринованной селедки. Просто она знала от каких вложений ей вернется втрое, а от каких будет дулька, простите, с гулькой.

Еще был странный чернокнижник, адепт какого-то демонического культа, а то и сам одержимый, который умолял ее предоставить меня ему на одну ночь для проведения какого-то своего ритуала. Но и ему отказала моя мадам, потому что он так и не смог внятно ответить, повредит ли этот ритуал моему здоровью, разуму или жизни.

В общем, в борделе «Лиловая роза» даже мне перепадало внимание посетителей и жизнь шла своим чередом.

Пока не настал этот день…

А точнее вечер…

Ну, позвольте, какие же приличные кутежники отправляются в бордель днем?! Хотя двери «Лиловой Розы», несомненно, были открыты для дорогих гостей круглые сутки. Но только для дорогих.

Время было уже к сумеркам, и я пошла зажигать фонари на нашем крыльце. Лиловые – все как положено. Что-то мне, пожалуй, от матери все же досталось. Вот чаровницкий дар, например. Только слабенький, конечно… совсем слабенький. Могла заставить небольшой огонек другим цветом окраситься, могла и зажечь, но это уже серьезнее – для такого часами пыжиться над фитюлем приходилось. Могла иголку заговорить, чтобы палец не колола, ну, или булавку, или наоборот… было такое, когда наши прелестницы сами приходили и за деньги просили какую-нибудь пакость сопернице очаровать, например, помаду, чтобы все время на губах растекалась или заколку, чтобы непременно до крови каждый раз царапала.

А что? За деньги я завсегда пожалуйста – тем более пакостили в основном Амариллис, она у нас была главная красавица. Говорили, что на мать нашу сильно была похожа – брови вразлет, губки сочным бантиком, глаза блестят под пышными ресницами… только я-то знаю от чего блестят. От того, что гадость опять кому-то какую-то подстроила или сплетню какую пустила, гадина лупоглазая.

Так вот, отвлеклась совсем. Зажигаю это я фонари, как вдруг гром! Люди голосят, кони ржут! Да так шумно, будто и не спят добрые мильцы вокруг в поздний час. Спустя мгновение, вижу – подъезжают к нашему крыльцу кареты золотом покрытие и всадники вокруг, охрана значит. Один такой молодец слез с коня, подвинул меня деликатно со словами «уйди старая!» и давай стучать в приличное заведение.