Дотянуться до звёзд - Эмма Скотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он ехал дальше. Я ударил по капоту машины. Нет!
Папа не остановился.
Секунду я стоял там, чувствуя, как кровь стучит в ушах, а лицо горит, и глядел вслед автомобилю. Потом я побежал. Я бежал за ним изо всех сил. Я кричал ему во всю мощь легких, и по моим горящим щекам текли обжигающие слезы.
Видел ли он меня в зеркале заднего вида? Наверняка видел; семилетний мальчишка кричал своему папе, чтобы тот не уезжал, и бежал со всех ног. Недостаточно быстро.
Папа прибавил скорость, свернул за угол и был таков.
Земля ушла у меня из-под ног. Я упал на асфальт, ободрав колени и ладони, дыхание вырывалось у меня из груди со свистом, я задыхался от рыданий.
Позже мы узнали, что папа бросил работу несколько недель назад и три месяца не вносил арендную плату за дом. Он откладывал деньги для побега.
Думал ли он, что мы станем делать, имея на руках одну только зарплату Ма, которую она получала за стрижку волос? Переживал ли он из-за того, что мы потеряем свой домик в Уоборне? Вспоминал ли он о нас в последующие месяцы? Предполагал ли он, что мы с сестрами будем винить себя? А мы себя винили. Если бы мы были хорошими детьми, папа остался бы с нами.
Или взял бы нас с собой.
Вместо этого он забрал свои вещи и все свои принадлежности из ванной комнаты. Папа опорожнил свой шкаф с одеждой и ящики комода, увез все… кроме одного носка, черного с золотой полоской на мыске.
Я смотрел на этот одинокий носок, оставшийся в ящике комода, и представлял, как второй носок лежит в папином чемодане, путешествует вместе с ним туда, куда папа отправился. Он не потрудился взять оба носка.
Один носок не стоит того, чтобы за ним вернуться, – как и мы.
Он бросил своих детей, как тот носок, завалившийся в угол ящика комода; это было в миллион раз хуже, чем если бы ящик остался совершенно пустым.
Банк забрал наш дом. Ма начала пить много пива и была вынуждена просить денег у дяди Фила, чтобы мы смогли переехать в квартирку в южном районе Бостона.
Я сжег тот носок.
Мне было всего семь лет, но злость во мне была гораздо больше. Горячее. Как лихорадка, которая никогда не пройдет. Мне нужно было увидеть, как носок сгорает дотла. И тогда, если бы папа вернулся, я смог бы ему сказать: «Носка нет, я его сжег. Для тебя здесь ничего нет».
Папа сказал бы, что ему жаль, а я бы сказал, что уже слишком поздно, а потом выгнал бы его. Я был бы за главного, и когда папа уехал бы на своей машине, я ни за что не побежал бы следом.
Но это случилось пять лет назад, а он так и не приехал.
* * *
– У тебя только одна рубашка, поэтому не испачкай ее. Слышишь меня?
Ма затянула вокруг моей шеи темно-красный галстук в золотую полоску так сильно, что я поморщился.
– Если вернешься домой, вывозившись в грязи с головы до ног, я ничем не смогу тебе помочь. Хочешь выглядеть, как жалкий бедняк из южного района Бостона?
– Я и есть жалкий бедняк из южного района Бостона, – заметил я.
Ма опять сильно дернула меня за галстук, потом покачала у меня перед носом вытянутым пальцем. От нее до сих пор пахло выпитым вчера вечером пивом.
– Следи за языком, или тебя вышибут в первый же день.
«Какая горькая ирония, Бэтмен».
Именно мой язык обеспечил мне стипендию и позволил поступить в самую дорогую школу Бостона. Мое сочинение выбрали из трех тысяч других поданных на конкурс работ, и вот я уже учащийся начальной школы Синклера для мальчиков, а в будущем смогу учиться в старшей школе Синклера. К сожалению, стипендия не включала в себя оплату проезда, так что мне предстояло вставать в пять утра, чтобы успевать на автобус номер 38, идущий в центр города.
Я поглядел на свое отражение в зеркале на внутренней дверце шкафа и не узнал себя. В бесплатной общеобразовательной школе, куда я ходил до сих пор, я носил джинсы и футболки. Рубашку с длинным рукавом на меня надевали только по большим праздникам. Зимой я носил куртку. Теперь же я глядел на темно-красный блейзер с золотой каймой по краю, черные брюки и белую рубашку с логотипом школы Синклера. Ну и кого этот парень в зеркале собирается обмануть?
– Перестать дергаться, – скомандовала Ма, колдуя над моими волосами.
Она подстригла их коротко, но надо лбом оставила несколько прядей подлиннее. Ма работала в парикмахерской «У Бетти», расположенной по соседству, и дело свое знала хорошо.
– Ну, разве ты не красавчик?
Я увернулся от ее руки и нахмурился.
– Выгляжу так, будто меня определили в Гриффиндор.
Ма фыркнула.
– Что за вздор! Ты выглядишь прекрасно, совсем как один из них.
«Один из них».
Я посмотрел на свои старые, поношенные кеды. Сейчас только они напоминали обо мне настоящем и прямо-таки кричали, что мне никогда не стать «одним из них». У других мальчишек будут классические ботинки, но обувь не входила в комплект школьной формы, а Ма не могла себе позволить купить мне новую пару в этом месяце. Возможно, в следующем, а может, никогда. Меня бы вполне устроило «никогда». В классических ботинках неудобно бегать.
Я много бегал. Если я злился, то бегал вокруг старого, врытого в землю грузовика, который стоял за заднем дворе моей прежней школы, так быстро, как только мог. Не знаю, почему я это делал. Мне до сих пор снилось, как я гонюсь за отцовской машиной, так что, возможно, причина крылась в этом. Может быть, я все еще пытался догнать отца. Глупо. Бегая вокруг грузовика, ты просто движешься по кругу, всегда возвращаешься туда, откуда начал.
– И никаких драк, Уэстон Джейкоб Тёрнер, – сказала Ма тем утром. Она ухватила меня за подбородок и заставила посмотреть ей в лицо. Длинным акриловым ногтем она погладила горбинку моего носа – я его недавно сломал, и нос еще не до конца зажил. – В этой модной школе нельзя вести себя так, как ты вел себя здесь. Одна драка – и тебя исключат.
Вот еще одно занятие, к которому я прибегал, разозлившись. Я дрался. Злился я очень часто.
Я дернул подбородком, высвобождаясь из хватки Ма.
– А если другие ребята полезут ко мне первыми?
– Ну и пусть их. Думаешь, администрация встанет на твою сторону и не заступится за одного из этих богатеньких сынков? Их родители вносят пожертвования.
Ма закурила, покачала головой, так что осветленные пряди ее волос качнулись, поморщилась от дыма и указала на меня сигаретой.
– Подерешься с кем-то из этих ребят – проиграешь, даже если победишь. Особенно если победишь.
Было еще темно, когда Ма смачно чмокнула меня в щеку, обдав запахом табака, и скомандовала: «Катись отсюда!», дабы она могла еще поспать. Обе мои сестры еще спали в соседней комнате. Они уже были достаточно взрослыми, чтобы съехать и устроиться на работу, но вместо этого занимали большую комнату. Я обитал в каморке рядом с кухней. Ма спала на диване. Каждый вечер она засыпала на нем в окружении пустых пивных банок, перед телевизором, а свои вещи хранила в кладовке.
