Корона мечей - Роберт Джордан

Часы очень гармонично вписывались в интерьер гостиной, дверь из которой вела в спальню и туалетную комнату. Прекрасные гобелены, красочная работа мастеров Тира, Кандора и Арад Домана, затканные серебряными, золотыми и разноцветными нитями, висели точно напротив друг друга. Элайда всегда любила порядок. Ковер из Тарабона, почти полностью закрывающий пол, был выдержан в красных, зеленых и золотых тонах; такие шелковые ковры ценились особенно высоко. На мраморных стенах были вырезаны непритязательные узоры, вертикальными полосами уходящие вверх, и в каждом углу стояли белые вазы из хрупкого фарфора Морского Народа, с двумя дюжинами тщательно подобранных алых роз в каждой. Заставить розы цвести сейчас можно было только с помощью Единой Силы, особенно учитывая противоестественную засуху и жару; что ж, ради этого стоило обратиться к Истинному Источнику, так она считала. Позолоченная резьба в строго выдержанном кайриэнском стиле покрывала единственное кресло – теперь никто не сидел в ее присутствии – и письменный стол. Действительно очень скромная комната, с потолком едва ли в два спана высотой, но до тех пор, пока не будет готов ее дворец, она готова с этим мириться. Особенно если учесть, что отсюда все строительство видно как на ладони.

Элайда уселась в кресло с высокой спинкой. Изображение Пламени Тар Валона, искусно вделанное в спинку и выложенное лунными камнями, оказалось прямо над ее темноволосой головой. Полированная поверхность стола была пуста, если не считать стоящих на ней трех лакированных шкатулочек алтарской работы. Открыв одну из них, с изображением позолоченных ястребов, летящих среди белых облаков, Элайда достала оттуда небольшой листок тонкой бумаги, лежащий поверх пачки докладов и прочих документов.

Наверно, уже в сотый раз перечитала она сообщение, двенадцать дней назад принесенное почтовым голубем из Кайриэна. Немногие в Башне знали о существовании этого послания. Никто, кроме нее, не был знаком с его содержанием; никому даже в голову не приходило, о чем там говорится. Эта мысль едва не заставила ее снова рассмеяться.

Кольцо вдето в нос буйвола. Надеюсь, поездка на рынок будет приятной.

Никакой подписи, да она и не была нужна. Только Галина Касбан могла отправить это замечательное сообщение. Галина, которой Элайда доверяла делать то, что не могла доверить больше никому, даже ради спасения собственной жизни. Она, конечно, не доверяла ей целиком и полностью – в такой степени она не доверяла никому, – но этой женщине, возглавляющей Красную Айя, она доверяла больше чем кому бы то ни было. В конце концов, Элайда сама вышла из Красной Айя и в большой степени все еще считала себя Красной.

Кольцо вдето в нос буйвола.

Ранд ал’Тор – Дракон Возрожденный, человек, который, казалось, готов был проглотить весь мир и уже проглотил значительную его часть, – Ранд ал’Тор схвачен, отрезан от Источника и находится в руках Галины. И никто из его приверженцев не догадывался о том, что случилось. Существуй хотя бы малейший шанс этого, и в письме было бы употреблено другое выражение. В некоторых более ранних сообщениях говорилось, что он заново открыл способность Перемещаться – Талант, утраченный Айз Седай со времен Разлома Мира, – и все же даже это не спасло его, а напротив, сыграло на руку Галине. По-видимому, у него вошло в привычку появляться и исчезать, никого не предупреждая о своих намерениях. Кому могло прийти в голову, что на этот раз он не просто ушел по своим делам, что его захватили? У Элайды вырвался короткий довольный смешок.

Пройдет еще неделя, самое большее две, и ал’Тор окажется в Башне, под присмотром и надежной охраной, и останется здесь до самой Тармон Гай’дон. Миру, таким образом, больше не угрожает опустошение, которое несет с собой этот человек. Безумие оставлять на свободе любого мужчину, способного направлять, и более того – мужчину, который, согласно пророчеству, должен противостоять Темному в Последней Битве; и ниспошли Свет, чтоб до нее были еще годы и годы – вопреки тому, что предвещает погода. Потребуются десятилетия, чтобы восстановить порядок в мире, уничтожив последствия всего того, что натворил ал’Тор.

Конечно, вред, который он уже нанес миру, ничтожно мал по сравнению с тем, что он способен натворить, оставшись на свободе. А ведь вдобавок ко всему прочему он и сам мог погибнуть, не успев выполнить свое предназначение. Ладно, теперь этот беспокойный молодой человек будет связан по рукам и ногам и окажется в безопасности, точно дитя в материнских руках, пока не придет время доставить его в Шайол Гул. После этого, если он уцелеет...

Элайда поджала губы. Как предсказывают Пророчества о Драконе, это вряд ли ему удастся, что несомненно было бы лучше всего.

– Мать? – Элайда чуть не вздрогнула, услышав голос Алвиарин. Входит даже не постучавшись! – Мать, у меня для вас срочные сообщения.

Стройная, с невозмутимым, холодным лицом, Алвиарин, как обычно, была в белом платье и плотно облегающей накидке Хранительницы Летописей того же цвета. Несомненно, чтобы напоминать всем, что она выдвинута от Белой Айя. Ей каким-то образом всегда удавалось произносить привычное обращение «Мать» таким тоном, будто она разговаривала с ровней, без малейших признаков уважения.

При появлении Алвиарин хорошее настроение Элайды мгновенно улетучилось. Хранительница Летописей происходила не из Красной Айя, и мысль об этом всегда уязвляла самолюбие Элайды как напоминание о собственной слабости, которую она проявила, только что заняв Престол Амерлин. К сожалению, не все происходило так, как ей хотелось, хотя кое-что несомненно удалось. Но не все. Пока не все. Ее чрезвычайно огорчало то, что за пределами Андора у нее было так мало связанных лично с ней «глаз и ушей». А все почему? Потому что ее предшественница сбежала вместе с предшественницей Алвиарин – им помогли; без помощи им это вряд ли бы удалось! – сбежала, не успев передать ей – добровольно или нет, это уж как получилось бы, – огромную сеть личных осведомителей Амерлин.

Элайда страстно желала заполучить эту сеть, по праву принадлежащую ей. По устоявшейся традиции все Айя передавали Хранительнице Летописей некоторую часть своих собственных глаз и ушей, ту, в общем-то, незначительную часть, которой они желали поделиться с Амерлин. Однако Элайда была убеждена, что эта женщина утаивает от нее кое-что даже из такой тоненькой струйки. И все же она не могла обратиться к главам Айя с просьбой передавать сведения напрямую ей, минуя Алвиарин. Просьба – всегда признак слабости, что само по себе плохо. Не хватало еще, чтобы Башня, которую она олицетворяла, выказывала слабость, стоя с протянутой рукой. Башня, которая, как считалось, возвышалась над этим миром.

Элайда прикладывала все усилия к тому, чтобы сохранить такое же бесстрастное выражение лица, как у вошедшей, наградив ее лишь кивком и делая вид, что изучает бумаги, которые достала из лакированной шкатулки. Неторопливо перебирая одну за другой, она так же неспешно клала их обратно в шкатулку. Не видя ни единого написанного там слова. Заставлять Алвиарин ждать было чуть ли не единственным доступным Элайде способом нанести укол самолюбию той, которая, как предполагалось, должна бы преданно служить ей. И это не доставляло удовольствия, скорее вызывало чувство горечи, потому что на самом деле это мелочь, пустяк.