Арена 13. Воин - Джозеф Дилейни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но с ним ничего не случилось.
Он сидел на корточках, все еще держа щит над головой, а тьма постепенно уступала место свету. Гунгары улетали, взмывая вверх, оставив его невредимым.
Мэт посмотрел на землю вокруг. Она была пропитана черной кровью; несмотря на чешуйчатые доспехи барсков и орлов, их плоть была растерзана, остались только окровавленные кости. Глазницы каждой сущности были вскрыты, глаза вырваны и мозги съедены.
Но почему пощадили его?
Мэт пристально посмотрел на темную стаю гунгар, вьющихся наверху. Внезапно они образовали фигуру, отчетливо видную на фоне светло-серых облаков. Ошибиться было нельзя – это была голова волка.
Гунгары принадлежали джину-люпину Торговцу, вместе с которым Мэт путешествовал, пока ему не пришлось бежать.
Торговец спас его.
Теперь Мэт мог отправиться домой и отдать карту своему народу.
Мэт был великим героем Арены 13. Он победил Хоба пятнадцать раз, прежде чем ему пришлось уйти на покой из-за раны.
Но это осталось в прошлом. Теперь его ждало будущее: ему суждено было жениться на женщине по имени Шола, которую он полюбит больше жизни. У них родится сын Лейф. Мэт будет наслаждаться двенадцатью годами счастья, прежде чем злой джин Хоб убьет его жену и доведет до смерти его самого.
Но его сын выживет и будет жить, чтобы сражаться на Арене 13.
Лейф отомстит за то, что сделали с его семьей.
Маневр Михалика – самая рискованная тактика для любого бойца-человека. Ее неизменный результат – смерть или увечье.
Лейф
Это была последняя ночь сезона на Арене 13. Где-то начал бить невидимый барабан – словно удары пульсирующего сердца. Когда огромный канделябр с тринадцатью рожками опустился, озарив Арену 13 желтым светом, появился главный распорядитель Пинчеон, чтобы объявить первое состязание вечера. Его черное одеяние было подпоясано широким красным кушаком; он держал длинную тонкую серебряную трубу.
Здесь, в Колесе, Пинчеон оставался высшей властью, но времена изменились. Хотя он все еще расхаживал по арене и являлся членом многочисленной дирекции Колеса, которая теперь правила Джиндином, он утратил большую часть своей власти.
Пинчеон всегда был высокомерным. Я мысленно улыбнулся, подумав, с каким отвращением он станет наблюдать за этим первым состязанием сегодняшнего Списка.
Ярусы обитых плюшем и красной кожей сидений были забиты до отказа, и женщин среди зрителей было почти столько же, сколько мужчин.
По галерее пронеслось предупреждающее шиканье. Теперь мы услышали шаги обутых в ботинки ног, приближающихся к двери «мин», через которую на арену выходили бойцы, сражающиеся вместе с одним лаком. Сердце мое сильно заколотилось, когда появился первый боец, а за ним – лак в доспехах. Бойцом была Квин.
Она уверенно вышла вперед и, прежде чем занять позицию позади своего лака, встала перед главным распорядителем.
Лаки носили полные металлические доспехи и были сильными и быстрыми; их маневры управлялись шаблонами, введенными в их мозг. Существовал единственный способ их уложить – вогнать клинок в их горловую втулку, которую удерживал на месте железный ошейник. Это называлось словом шаблона «обрыв» и заставляло лака немедленно рухнуть на пол арены.
Сегодня люди собрались здесь, чтобы увидеть, как вершится история, и во рту у меня пересохло от возбуждения и страха.
Я боялся не за себя.
Вчера я уже сразился и победил в своем финальном состязании и теперь был просто зрителем. Я боялся за Квин – хотя не только боялся, но и чувствовал воодушевление. Я знал, как много для нее значит нынешний вечер. Она собиралась сражаться на Арене 13 – первая женщина, которая когда-либо это делала.
Публика взорвалась возбужденными дикими приветствиями и принялась топать. Квин улыбнулась, глядя вверх, на галерею. Она знала, где я буду сидеть, и ее глаза нашли мои. Она помахала мне, и я с энтузиазмом помахал в ответ, довольный, что ее мечты о сражениях на Арене 13 наконец-то сбываются.
Потом, когда рев зрителей стал стихать, раздался новый звук, заставивший улыбку Квин померкнуть. Группа мужчин среднего возраста в переднем ряду начала шикать. В Джиндине были люди, желающие придерживаться старых обычаев, и меньше всего им хотелось, чтобы женщины стали равными мужчинам. Некоторые заявляли, что рискуют потерять работу; другие – что женщинам негоже сражаться на Арене 13 и такие бои противоречат их природе. Но нынче вечером сюда явилось множество женщин Джиндина, и они начали всячески подбадривать Квин, выкрикивая ее имя и заглушая шиканье. Они оделись в шелковые наряды, и большинство покрасили губы в традиционный черный цвет, но немало женщин следовали моде, которую придумала Квин: она красила черным только верхнюю губу, а нижнюю – в ярко-красный цвет артериальной крови.
И вот на арену через другую дверь, побольше – дверь «макс», вошел ее противник, мужчина по имени Рубико, с тремя лаками. Квин и Рубико были в обычных коротких кожаных штанах и куртках, открыв свои тела клинкам. Состязание выигрывалось, если удавалось полоснуть противника.
Квин была такой красивой, и я знал, что ее душа должна петь от счастья.
Хотя раньше женщинам запрещалось драться на Арене 13, храбрая и горячая Квин сразилась с лаком, клинок против клинка, в подвале своего отца. Она победила, но была ранена и теперь коротко стригла волосы с одной стороны, чтобы демонстрировать шрам, который считала знаком почета. И она гордилась вытатуированной на лбу цифрой 13. Тот бой в подвале продемонстрировал ее храбрость. Теперь недавняя политическая неразбериха и смена власти перевернула обычаи с ног на голову. Здесь вот-вот должна была свершиться история.
Слева от меня сидел мой друг Дейнон (ученик, как и я) и пристально и очень сосредоточенно смотрел вниз, на арену. Он тоже дружил с Квин и искренне тревожился за нее. Но для меня она была намного большим, нежели просто подругой.
Пинчеон поднял руки и посмотрел на галерею.
– Да начнется бой! – выкрикнул он и зашагал к двери «макс».
Там он помедлил и поднес к губам трубу. Прозвучала высокая пронзительная нота, а потом две двери с грохотом закрылись.
Это был сигнал к началу боя, и бойцы устремились друг к другу.
На мгновение сердце мое застряло в глотке. Когда противники сблизились, я внезапно ощутил слабый запах, почти заглушенный ароматом духов зрительниц. Вонь крови.
Пол арены под нами был в пятнах крови, старых и свежих. Только в нынешнем сезоне погибли четыре бойца. Три смерти были случайностью; одна – результатом боя насмерть, когда сражались до гибели одного из противников. Моя кровь тоже осталась на арене. Я сразился с джинном Хобом и победил его, но он отсек мне правое ухо.