Запечатанное письмо - Эмма Донохью

От возмущения Фидо готова была схватить ее за плечи и встряхнуть, как куклу.

— Я предпочитаю называть себя женщиной, занимающейся делом.

— Теперь понятно, почему я была забыта, как только покинула родину, — с горькой усмешкой заметила Хелен. — Ты была слишком поглощена своей героической битвой в защиту нашего угнетенного пола!

Фидо была поражена.

— Что значит — забыта?

Хелен изящно повела обнаженными плечами.

— Однако, наверное, существуют способы сделать это не так резко и жестоко, ты согласна? — Внезапно Хелен оставила шутливый тон. — Известно, что порой дружба подвергается тяжелым испытаниям. Но ты могла бы расстаться со мной более бережно — после всего, что между нами было.

Фидо сморгнула попавшую в глаз угольную пыль.

— Я хочу сказать, что с твоей стороны это было слишком грубо и бесцеремонно. И не в твоих правилах, насколько я тебя знала.

— Погоди! — Фидо взмахнула рукой в простой белой перчатке, словно желая заставить ее замолчать.

Но Хелен продолжала тараторить:

— Очевидно, ты все решила относительно нас с Гарри уже в тот момент, когда мы только поднимались на корабль, чтобы отплыть на Мальту, не так ли? Мы вдруг до смерти надоели тебе своими ссорами, да? — В ее голубых глазах блеснули слезы. — Я допускаю, что мы тебя утомили. Но, признаюсь, когда я поняла, что забыта, как забывают вчерашнюю газету…

— Но, дорогая! — гневно вскрикнула Фидо. — Твои обвинения несправедливы, просто чудовищны!

Хелен подняла на нее взгляд обиженного ребенка:

— Может, напомнить тебе, что я отправила на ваш адрес в Валлетте два письма, но ни на одно не получила ответа?

— Что за вздор ты несешь!

Фидо была совершенно сбита с толку.

— Неужели ты всерьез думала, что я на них не ответила? — воскликнула Хелен с оскорбленным видом.

— С Мальты?

— Разумеется, с Мальты! Я впервые оказалась в этой чужой для меня стране и как никогда раньше нуждалась в задушевной подруге. Почему бы я перестала тебе писать? Я изливала тебе все свои огорчения…

— Когда это было? — прервала ее Фидо. — В каком месяце?

— Как я могу помнить после стольких лет! — пожала плечами Хелен. — Но я помню, что сразу ответила на твое письмо, — кстати, заметь, на одно-единственное твое письмо, которое получила от тебя за все время нашей жизни на Мальте. Я отправила тебе несколько длиннющих посланий, но ты просто перестала отвечать. Ты и представить себе не можешь, как я волновалась, когда приходила почта из Англии и я вскрывала пакет…

Фидо закусила губу с такой силой, что почувствовала солоноватый привкус крови.

— Той осенью я действительно переехала на новое место, — признала она. — Но почтовая контора должна была пересылать мне твои письма.

— Может, они затерялись по пути через море? — хмуря бровки, предположила Хелен.

— Одно — еще можно допустить, но чтобы континентальная почта работала так… нет, этого не может быть.

— Письма часто теряются.

— Это невозможно! — Фидо вдруг заметила, что говорит слишком громко, и умолкла. Подступившие слезы обожгли глаза. — Право, не знаю, что и сказать.

— О боже, я только теперь все понимаю! — с горечью воскликнула Хелен. — Я должна была снова и снова писать тебе, не обращая внимания на боль и обиду, которые причиняло мне твое молчание.

— Нет, это мне следовало писать! Но я думала… — Она пыталась вспомнить, что думала и переживала, когда Хелен не ответила ей, в тот странный год, когда Кодрингтоны отправились за границу, а она осталась в Лондоне одна, чувствуя себя беспомощной и растерянной. — Наверное, я думала, что для тебя эта глава жизни осталась в прошлом.

— Фидо, моя дорогая! Ты для меня — не глава, а многотомный роман! — горячо возразила Хелен.

У Эмили голова пошла кругом, а тут еще этот палящий зной. Она боялась расплакаться прямо здесь, на Фаррингдон-стрит, в двух шагах от своей конторы, где ее может увидеть любой клерк.

— Какое нелепое недоразумение, как в оперетте! Мне невероятно грустно.

— Мне тоже. Эти семь лет показались мне целой вечностью!

Произнеси это любая другая женщина, и Фидо сочла бы сказанное грубым преувеличением, но почему-то в устах Хелен эти слова звучат чарующе искренне. В ее тоне слышна была какая-то торжествующая нотка — так могла сказать актриса, сознающая, что она сама лучше, чем роль, которую она играет.

Она сильно сжимала руку Фидо, затянутую в нитяную белую перчатку.

— И не странно ли, что я снова увидела тебя всего через две недели после нашего возвращения? Ты словно роза в этих диких городских зарослях! — чересчур возвышенно произнесла она и, выпустив руку Фидо, широким жестом указала на шумную толпу.

Фидо заметила светлые кудри полковника Андерсона, который направлялся к ним с другой стороны Фаррингдон-стрит, поэтому быстро проговорила:

— Я все думала, не появилось ли у тебя новое занятие, целиком тебя поглотившее, — может, еще один ребенок?

Хелен смеясь передернула плечами:

— О нет! Уж на этот счет между мной и Гарри — полное понимание.

— Твоим девочкам сейчас, должно быть, лет десять, да? — При этой мысли Фидо стало совсем грустно. Она живо представила себе двух малышек в их детской, увлеченно запускающих волчки.

— Нет, одной одиннадцать, а другой уже двенадцать. О, Нэн и Нелл стали настоящими барышнями! Ты их не узнаешь.

В этот момент к ним подошел шотландец.

— Очень досадно, миссис Кодрингтон, — докладывал он, — но в магазине нашлось всего восемь кистей пурпурного цвета. Я велел управляющему, как только они получат новую партию, прислать недостающее количество к вам на Экклестон-сквер.

Перед внутренним взором Фидо мгновенно предстали высокие белые стены здания в Белгравии, которое она когда-то называла своим домом.

— Вы поселились в том же доме? — взволнованно спросила она у Хелен. — Вам удалось отказать арендаторам?

— Да, дорогая, все в том же, — ответила Хелен. — Мы с Гарри вернулись к прежнему образу жизни, как к вынутому из гардероба старому шерстяному плащу, изъеденному молью.

— Кажется, это у Троллопа[4]кто-то говорит девушке: «Не позволяй ему уводить тебя дальше Экклестон-сквер»? — вставил полковник Андерсон.

Фидо смеется.

— Да, он до сих пор остается последним оплотом респектабельности.

— Вы тоже живете в Белгравии, мисс Фейтфул?

— Нет, я из Блумсберри, — уточнила она слегка виновато. — Я одна из «новых женщин», таким не полагается обитать на Экклестон-сквер.