Ружья еретиков - Анна Фенх

Они в ногу шли по коридору; синеглазая капитан Эштаву смилостивилась и пояснила Чейзу, к чему перестраховка:

— Вы ведь понимаете, лейтенант, в наше тяжелое и опасное время мы должны быть предельно осторожны. Нет, вас никто не подозревает в шпионаже, к примеру, но все мы здесь занимаемся важным делом и не можем позволить себе лишних людей в научном комплексе, — ей явно очень нравилось это «мы». — Если ментограмма покажет, что вы не справитесь с этой работой, мы тут же отправим вас наружу. Поверьте, здесь нет ничего унизительного, и для человека с вашей квалификацией, без сомнения, найдется занятие на другом объекте.

Они остановились перед дверью с надписью, состоящей из заглавных букв и цифр, обозначающих, по-видимому, зону, комплекс и сектор, где находится медблок. Чейз вошел в помещение, посмеиваясь про себя над загадочной табличкой на двери, его всегда умиляла эта детская привязанность военных к шифровкам и тайным обозначениям.

Проведение и анализ ментограмм заняли меньше часа, техник непрерывно болтал, пытаясь развлечь новенького офицера, словно чувствуя личную вину и ответственность за то, что лейтенанту Китту не оказали если не радушного, то хотя бы вежливого приема в Зоне 15. Техник не был военным и, кажется, искренне не понимал, зачем нужны все эти армейские церемонии, вроде щелканья каблуками, ведь люди всегда могут просто вежливо и спокойно все обсудить и договориться, не обязательно при этом лупить себя по голове, отдавая честь. Когда-то Чейз думал так же, пока не попал в общество таких же молодых оболтусов, призванных на военную службу, каким был он сам. Бессмысленные физические нагрузки нужны были молодняку, чтобы юнцы, дуреющие от хлещущего через край молодого адреналина, сопряженного с избытком свободного времени, не перегрызли друг друга, а армейские церемонии призваны были приучить солдатню слушаться. Обо всем этом Чейз размышлял, когда, сжимая в руках документы, направлялся в комнату с очередной шифровкой на двери.

Комнатой оказался небольшой служебный кинозал, рассчитанный на пятерых, судя по количеству кресел, расставленных за круглым столом с микрофонами, похожими на сетчатые патроны на изогнутой высокой ножке. Кресла были расположены так, что экран приходился как бы шестым собеседником за этим столом. Чейз сел напротив экрана и положил папку с документами прямо перед собой. Ему очень нравилось это мальчишеское чувство «вот-вот что-то здоровское начнется», правда, в последний раз он испытывал его в тот день, когда ему предложили службу в Имперском Разведывательном Управлении. Больше за все годы его службы в ИРУ ничего, что заставило бы его вновь испытать это трепетное ожидание приключения, так и не случилось.

Дверь отворилась, и в кинозал вошли двое. Первой шла капитан Эштаву, каждым шагом являя миру целеустремленное совершенство. Чейз никак не мог понять, что первично в ней — непростой характер стал причиной выбора такой профессии, или это профессия так женщину обтесала под себя. Впрочем, какая именно у нее профессия? Она вполне могла бы оказаться капитаном медицинской службы или кем-нибудь из интендантов.

Вторым вошедшим был пожилой мужчина, умное тонкое лицо которого украшала седая треугольная бородка. Светлые глаза за очками в прямоугольной оправе смотрели доброжелательно, что изрядно контрастировало с непримиримым взглядом капитана Эштаву. Но осанка и походка выдавали в старике человека благородного происхождения, а то, с какой обыкновенной и естественной для себя галантностью он предложил даме сесть, убедило Чейза, что старик — настоящий аристократ и голубая кровь его много поколений не разбавлялась. Такие люди старой породы, кодекс их чести очень нравились Чейзу, их поведение — сдержанно и красиво. Дворяне в первом или втором поколении всеми силами старались походить на этих породистых мужчин, но выглядели снобами. Их жены в броских платьях неизменно примолкали в присутствии настоящей дамы и старались скопировать и взгляд, и манеру держать веер, и особенную посадку головы, но выглядели лишь кривляками.

— Здравствуйте, господин лейтенант Китт, — сказал старик, когда Чейз поднялся, чтобы пожать ему руку. — Меня зовут Верьямер Шеклу, мы будем работать в Группе А вместе.

— Господа, — голос милого капитана Эштаву звенел, как туго натянутая металлическая лента, — внимание на экран.

Повинуясь ее словам, экран зажегся, некоторое время мерцал и затем явил знакомое лейтенанту разведки Чейзу Китту лицо.

— Здравия желаю, господин полковник, — проговорил Китт. — Много слышал о вас и для меня большая честь…

— Оставьте, — полковник Дишлав Мору был легендой разведуправления, но ему явно было плевать на всю свою немыслимую славу. — К делу. Представьтесь, лейтенант Китт.

В шестой раз за день Чейз назвал свое имя, указал звание и ученую степень.

— Биология? — уточнил Шеклу. — Чудесно! А то в прошлый раз, вы не поверите, они прислали мне химика. Боже правый, что я должен был с ним делать, с химиком?

— Профессор Шеклу, — капитан Эштаву добавила в голос столько грозного предупреждения, что распознать его и устрашиться смог бы и коматозник. — Предлагаю вернуться к предмету нашего обсуждения.

Предмет обсуждения по фамилии Китт кивнул профессору:

— Да, биология человека. Специальность — авиационная медицина, но вообще я специалист по экстремальным условиям самого широкого спектра, не только в воздухе. И, конечно, по реакции человеческого организма на них.

— Это хуже, — Шеклу пожевал губами. — А какова тема вашей диссертации?

— Я писал о разработке средств повышения устойчивости организма человека к действию экстремальных факторов полета.

— Неплохо, — высказался Мору. — В данный момент?

— В данный момент пишу докторскую диссертацию, надеялся закончить ее здесь.

— Это вряд ли. Иные приоритеты. Что-то еще?

— Сотрудничал с «оружейниками», — против воли Китт перенимал сухой отрывистый стиль речи полковника Мору.

— Итог?

— Вирус «Хатшайна», серая смерть.

На несколько минут за столом воцарилась тишина.

— А что это за вирус? — спросил Шеклу.

— Очень хороший вирус, — ответил Китт, убедившись, что Мору не сбил вопрос влет. — Отвечает почти всем требованиям, предъявляемым к современному биологическому оружию.

— А именно? — Шеклу, кажется, всерьез заинтересовался.

Поскольку Китта никто не прерывал, он принялся рассказывать:

— А именно — это особенная вирулентная форма серой чумы. На первых порах распознать ее сложно, симптомы обычной лихорадки и нервного перенапряжения — повышенная температура, нарушения сна, тревожность. Вместе с тем передается она достаточно просто. Заболевший, которому невозможно вовремя диагностировать серую чуму, попадает в больницу, где мгновенно заражает и персонал, и других больных. Так вместе с одним инфицированным за сутки из строя выбывает от пяти до семи человек. Как вы, вероятно, знаете, серой чума называется потому, что нарушает кровообращение в некоторых участках тела и те явственно сереют от недостатка кислорода. Затем язвы, отмирание тканей, тяжелый бред, невыносимая боль от поражения вирусом болевого центра мозга и мучительная смерть. Все это способствует возникновению паники в рядах противника, — Китт на секунду прикрыл глаза, видя внутренним взором, что именно вызывает особенно сильную панику среди людей. — К сожалению, наш вирус не отвечал самому главному требованию: к этому «яду» должно быть хорошее «противоядие» у наших войск. Я был привлечен к этой работе как лучший доступный в то время и в том месте специалист по экстремальным условиям. Вирус должен сохранять жизнеспособность на всех этапах транспортировки носителя вируса на территорию врага, поэтому и были востребованы мои знания. Свою задачу я выполнил, мои расчеты были верны, если бы командование одобрило решение о принятии на вооружение бомб с серой чумой, при доставке и сбросе бомбы вирус не погиб бы, равно как не погиб бы зараженный человек, если бы командование приняло решение переправлять вирус в тыл врага на живом носителе. К сожалению, выработать иммунитет к этой форме серой чумы нам так и не удалось. Проект был закрыт.