Теория ракушек - Лана Вейден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А выглядеть глупой я почему-то всегда боялась. Вот же загадка: с одной стороны была человеком замкнутым, с другой – втайне мечтала, чтобы мной восхищались. Но при этом не любила высовываться, находиться в центре внимания. Моменты, когда нужно выйти к доске или рассказать что-то перед классом, становились для меня адом. Часто я жалела, что такой уродилась – никто не узнает меня настоящую. А иногда радовалась этому. Противоречия. В моей жизни было полно противоречий. Наверное, именно поэтому я на том уроке вдруг взяла и вместо эссе написала: «Ich mochte Historiker werden. Meine Mama, sagt, weil ich immer in verschiedene Geschichten gerate und alte Geschichten gern aufwarme».1
Вообще-то это были не мои слова, а тети Нади, из её дневника, я просто перевела их на немецкий. Сама не знаю, зачем подобную дичь сотворила, ну да что теперь об этом говорить.
Только дописала, как прозвенел звонок и этот человек, попросив старосту собрать наши работы, покинул класс.
Вокруг сразу же началось невероятное оживление.
– О, майн готт! Вот это красавчик! – во весь голос завопила Арина Михеева и звонко причмокнула своими огромными губищами. А потом села на парту, расстегнула верхнюю пуговицу блузки и начала обмахиваться ладонью, делая вид, что ей жарко.
Мне было очень интересно, куда делась Клара Арнольдовна и что вообще происходит? Но расспрашивать не решилась, а то еще подумают, будто меня это волнует. И без того узнаю: кто-нибудь да проговорится.
– Высокие брюнеты с синими глазами – моя слабость. Какой всё-таки красавчик, вы видели? Ах! – не унималась Арина.
– Нет, Ариночка, не видели. Все же слепые, кроме тебя, – отозвалась Ильина. Они с Михеевой постоянно из-за чего-нибудь да ссорились.
– А голос какой? А харизма? Решено, беру его в оборот, – на этот раз Арина предпочла сделать вид, что не замечает Ильину.
Вообще-то Михеева была нормальной девчонкой, только почему-то любила заигрывать со всеми мужчинами в школе – от физрука до охранника. Я уверена: дальше невинных авансов дело никогда не шло, но всё же странное увлечение.
– Ага, щас, – Ильина не собиралась так просто сдаваться, – губешки-то закатай.
Арина показала язык. К ней тут же подскочил Гордеев и приобнял за плечи.
– А как же я, Ариша? – протяжно произнес он. Симпатичный парень, только вот ужасный бабник, подкатывает ко всем подряд. Ну, кроме меня и Полины. И то – к Полине не подкатывает лишь потому, что она – его родная сестра.
– Подрасти, детка, – Михеева отодвинулась от Глеба, но потом послала ему воздушный поцелуй. Тот все равно сделал вид, что обиделся.
– Интересно, что такой красавчик здесь забыл? – задумчиво спросила Полина. – Загадка. Но я обязательно узнаю.
Еще бы! Ведь «хочу всё знать!» – девиз Полины Гордеевой.
Влада, которая была первой красавицей нашей гимназии, в это время сидела молча и таинственно улыбалась, накручивая на палец волосы.
Вся эта байда мне изрядно надоела, аж голова начала гудеть. Я решила перевести разговор на другую тему.
– А давайте погадаем? Задаю вопрос: отпустят ли нас сегодня пораньше или заставят сидеть все уроки? – я подошла к стеллажу и взяла первую попавшуюся книгу – какие-то цитаты великих людей.
Мне нравилось так гадать: мама научила. Нужно было сформулировать вопрос, потом взять любую книгу и читать наугад.
– «Не смерти должен бояться человек, он должен бояться никогда не начать жить». Марк Аврелий, – прочла я. – Непонятный ответ.
– Интересно, он женат? – спросила Арина.
– Кто?
– Марк Аврелий, кто же еще. Блин, Лика, ты тормоз, что ли? Конечно же, я про нашего Марка говорю.
– Что? Кого?
– Точно – тормоз. Про учителя нового.
– Его зовут Марк? – я скривилась.
– Ну да, Марк, а что такого?
– Прямо как героя каждого второго любовного романчика.
– А ты откуда знаешь? Читаешь такие книжки, да, Акимова? – влезла Полина.
Все-таки она была очень вредной, не упустит случая поумничать: ах, я читала Маркеса, ах, я читала Борхеса! Если что, я тоже их читала, – скука смертная. Моим любимым писателем был Сэлинджер. Потому что он – правдивый. Настоящий. И ни на кого не похож.
А любовные романы… Их я читала тоже, только это был интерес исследователя. Правда, пока всё, что удалось узнать о любви: имя существительное, нарицательное, третье склонение, женский род. Непостоянный признак: единственное число.
Но Полине я ничего отвечать не стала, много чести.
– Ну и что? Классное имя, мне нравится, – после этих слов Арина зачем-то взяла желтые стикеры и стала наклеивать их себе на ногти.
В этот момент в класс зашла Ирина Владимировна. На ногах у нее были бежевые лаковые туфли с прозрачными фигурными пряжками, похожими на приторные леденцы. Следом тянулся удушающий шлеф пудровых духов. Барби наша несравненная. Сейчас она выглядит более-менее прилично: темно-русые волосы (удлиненное каре), светлый деловой костюм. А вот раньше красилась в платиновый цвет и постоянно носила что-то розовое, за что и получила кличку. Я всегда удивлялась, как она стала директором. Потом поняла: связи и реклама. Барби не уставала повторять, какая она деятельная. Как послушаешь – всё-всё вокруг только на ней и держится. Это, конечно, было очередной туфтой. Например, уроки литературы у нее проходили примерно так: «достали учебники, пишем конспект».
С учениками Барби была на короткой ноге. Например, могла сесть на учительский стол, подкатить глаза и сказать: «Азаренко, бли-и-ин, как ты меня доста-а-ал!» Или: «Кадацкий, ты совсем попутался, что ли?»
И все мальчики в школе ее обожали.
– Ирина Владимировна, – сразу же спросила Михеева, – а наш новый учитель по немецкому женат?
Барби тут же выполнила свой коронный номер: села на стол и подкатила глаза.
– Михеева, ну когда ты, наконец, возьмешься за ум?
Уж кто бы говорил! Хотя меня поведение Арины тоже уже достало – дался ей этот Марк, поэтому я недовольно пробормотала:
– Да какая разница?
Арина удивленно покосилась в мою сторону, а Полина усмехнулась:
– Действительно, для Михеевой – никакой. Жена – не стена.
– Слышь, помалкивай! – огрызнулась Арина.
– Девочки, успоко-о-ойтесь, – пропела Барби, но потом все-таки добавила, – не женат.
– Да? А сколько лет ему? – не унималась Михеева.