Натурщица - Силина Чаплина

Анна. Мартина играет с ним от скучной жизни. А чувствительная натура Павла ломается на части. Неужели он так сильно в нее влюблен? В ней кроме красоты и ничего. (Анна садиться на стул и вздыхает.) А, может, только это ему и нужно?

Виктор. А за что же ты в него влюблена?

Анна прячет лицо в ладони и плачет. Виктор гладит ее по спине.

Анна. Это так заметно? А он все не замечает… почему же он не выходит из моих мыслей?

Виктор. Любовь — тяжелое бремя. А в этих стенах все так глупо вышло!

Анна. Как стара моя трагедия. О, Виктор, я так давно люблю его, забочусь, поддерживаю. Я всегда рядом. Он даже писал мои портреты, но и это не вдохновило его –

я для него не любовь и не муза. А Мартина просто «смеялась как-то так, особенно, как смеяться не могут другие» и все. (Анна встает, хватает Виктора за ворот рубашки.) Может, ты поговоришь с ним, Виктор?

Виктор молчит. Он обнимает Анну. Так они стоят, пока не вбегает Павел. Он не обращает внимание на Виктора и Анну.

Павел. Я знаю, что я еще не дописал, но я придумал новый потрет Мартины, только представьте: полумрак, Мартина в тонком, богато исписанном платье. Его желтый цвет, такой яркий, что позавидует Винсент, кричит из темноты, зовет, желая отвлечь внимание от покатых плеч и дивной шеи, а с ее плотно сжатых губ вот-вот сорвутся великие слова, как журчащая чистая речка. (Павел не замечает, что Анна и Виктор ушли.) И тогда весь мир озарится ее светом. Весь мир станет ее телом. И больше ничего не будет на этой картине: только она, свет и тьма.

Сцена вторая

Павел ходит по комнате из стороны в сторону, его трясет. Он хочет закурить, но ничего не выходит. Как только заходит Мартина, Павел кидается к ней, сжимает ее плечи. Мартина пытается оттолкнуть его.

Мартина. Ты пьян?

Павел. Нет, что ты!

Мартина. Мне больно!

Павел. Прости. (Он берет ее руку и целует.)

Мартина отходит и вытирает руку о драпировку. Павел старательно смотрит в другую сторону.

Мартина. Ты снова куришь? Ты же знаешь, я не люблю, когда курят!

Павел. Прости меня, Мартина. День выдался трудный и я…

Мартина. Меня не волнует почему, глупый ты, меня волнует сам факт.

Павел (набирает побольше воздуха). Анна говорила, что скоро в городе праздник. Будут музыка, танцы, обещают солнце. Послушай, что мы все в квартире сидим? Тут сыро и, надо сказать, скучно для такой, как Ты.

Мартина. И что мне с того?

Павел. Давай сходим на праздник, и я нарисую тебя там, самую прекрасною во всей толпе! Венера не выйдет из воды, девушка с сережкой смущенно отвернется, мадонна перестанет улыбаться. А потом… потом мы потанцуем, вместе, под любую музыку. Может на набережной? Будет прекрасно. Точно, так и будет, Мартина. И я нарисую твой другой портрет, предавать: ты, свет и…

Мартина. Смешной. Так боишься, будто на свидание зовешь. Нет уж, я не хочу, чтобы люди видели, что я позирую тебе. (Шепотом.) Не сейчас.

Павел садится на пол, сжимает волосы руками, натягивает их.

Мартина. И что это? Снова. Ты как ребенок, сил нет! Глупый.

Павел. Ты не веришь в меня?

Мартина. Причем тут это?

Павел. Да, не веришь! Почему ты тогда приходишь ко мне, почему позируешь? (Павел вскакивает, достает из карманов все монеты, что у него есть, и кладет их в руки Мартины.) У меня еще пару монеток осталось, возьми что хочешь, я потом отдам за все месяцы.

Мартина (откидывает деньги). Вот что ты решил, дурачок? Не нужны мне твои деньги. Другим плати, всяким твоим, а я не такая! Мой отец весь город купить может, меня все в округе уважают, как ты смеешь так оскорблять меня? И еще хочет, чтобы я куда-то пошла с ним, вот нахал!

Павел. (собирает упавшие деньги.) Так чего же ты ходишь ко мне? Я тебе противен, а денег тебе не надо!

Мартина. Я… я…

Павел. Я люблю тебя, ты же знаешь! (Павел пытается взять ее за руку, но Мартина не дается.)

Мартина. Хватит! Скажи, чтобы я не приходила, и я не приду!

Павел молчит, смотрит в ее глаза.

Мартина. Вот видишь, ты даже этого не можешь! Не то, чтобы со мной хоть одну картину продать! Виктора ругаешь, а сам запрещаешь продажу. Я счастливо живу, я успешна, общаюсь с лучшими режиссерами, писателями, актерами и музыкантами, с великим деятелями искусства! Я в каждом уголке мира была центром любого общества, мне предлагали брак успешные меценаты и английские лорды. А ты что? Жалкий. Ни одну картину со Мной не продал!

Павел. Ты жестока, Мартина!

Мартина. Я жестока? Я? Меня хотели написать лучшие художники, сфотографировать лучшие фотографы, лучшие режиссеры предлагали роли в кино, а я на тебя все трачу, и ты не можешь никак создать свой шедевр, хотя у тебя есть все. Жалкий ты, Павел, жалкий!

Павел (разрывает еще не высохший потрет Мартины). Вот и иди к своим великим художникам, а меня оставь в покое!

Мартина уходит.

Тут же в квартиру заходит Анна, она видит Павла, сидящего на полу у кровати, сжимающего волосы руками. Его трясет.

Анна. Ох, что случилось? (Подбегает к Павлу. Обнимает его.)

Павел. Может… может в этом есть истинна? Точно, мне никогда не стать великим, гением, мои картины могут быть хороши лишь с Мартиной и то, потому что она на них. Без нее я не имею ценности. Не то, что ее великие знакомые! (Павел встает, начинает срывать эскизы со стены.) Пойми, Анна, это так трудно, когда все эти формы и цвета сводят тебя с ума, а когда они не обретают черты одной единственной музы, все так губительно. Все так… (Павел перестает срывать эскизы, замирает.) Больно? Сложно? Непонятно? Как писатели подбирают слова? Впрочем, кому это важно? (Павел снова начинает срывать эскизы.) Только порчу бумагу и холсты. Я просто трачу воздух. Наша работа — это тяжелый труд, наша работа, преобразовывать боль в прекрасное, но, Анна, скажи, что, если боль перерастает в уродство?

Анна. Не говори так. Эти слова не про тебя.

Павел. Но они мои: их произносит мой рот, их чувствует мое сердце.

Анна пытается обнять Павла, но