Майада. Дочь Ирака - Джин П. Сэссон

Но я всегда любила приключения, и я обожаю странствовать в одиночку. Поэтому, когда в назначенный час я выехала из Аммана, меня переполняло приятное волнение. Я чувствовала, что мне предстоит удивительная поездка.

Вскоре мы оставили Амман, проехали через район Зарка и оказались в оазисе Аль-Азрак, знаменитом ухабистым и абсолютно раздолбанным шоссе. Я ужаснулась, увидев узкую дорогу, запруженную огромными грузовиками и автобусами. У меня пересохло во рту от дурного предчувствия, когда я заметила на обочине множество обугленных каркасов автобусов и грузовиков — они напоминали огромных чудищ, которых настигла мучительная гибель.

Много часов мы ехали по бесконечным однообразным просторам. Казалось, ветра отполировали их до гладкости. Мы мчались со скоростью восемьдесят миль в час, но никак не могли оставить позади плоские пыльные пространства с жалкими деревцами и колючими растениями.

Земля была неровной, шероховатой, но неожиданно она сменила форму и цвет, превратившись в округлые булыжники из черной лавы, мерцающие под полуденным солнцем. К сожалению, вскоре мы вновь оказались на скучных и пустых песчаных просторах.

Утро сменил день. Мы спешили к иракской границе. Еще в эпоху древней Месопотамии страна, известная ныне как Ирак, играла важнейшую роль в регионе, поэтому она постоянно подвергалась нападениям и захватам: все, начиная с монголов и заканчивая турками и англичанами, пытались овладеть прекрасной и удобно расположенной Месопотамией. По завершении Первой мировой войны Великобритания создала государство Ирак, силой объединив курдов, суннитов и шиитов в единое, но крайне неоднородное целое.

Мы пересекли границу и легко прошли иракскую таможню. От волнения мое сердце забилось сильнее. Я увидела древний Евфрат. Мы проехали через район под названием Аль-Анбар, который населяют иракские сунниты, в основном из племени дулайми. Эти люди всегда поддерживали Саддама Хусейна. Несмотря на то что в 1991 году президент Ирака развязал бессмысленную войну в Заливе, они так тепло его принимали, что он ответил им в совершенно необычной для подверженного приступам паранойи человека манере — разрядил пистолет в воздух, оставшись беззащитным.

Наконец после одиннадцати часов пути перед нами предстал низкий силуэт Багдада; над плоской землей поднимались верхушки пальм и крыши домов. Я молча смотрела на бежевые здания, которые после невзрачной пустыни казались воплощением великой цивилизации: небольшие мечети с огромными куполами, раскиданные по горизонту; маленькие домики с балконами и дворами, маняще выглядывающие из переулков; фиолетовые и белые цветы, с трудом прорастающие в тени пальмовых деревьев…

На улицах царило оживление, люди куда-то спешили. Как ни печально, но в древнем спокойном Багдаде царил хаос: старые автомобили с лысыми покрышками тянулись за разваливающимися на ходу автобусами, плюющимися черным дымом. Я знала, что войны и санкции, которые навлекло на страну иракское правительство, изолировали Ирак от мира, и потому не удивлялась, увидев измученных людей с озабоченными лицами, одетых в изношенную одежду. Когда мы остановились на красный сигнал светофора, я стала внимательно рассматривать иракцев, зная, что нахожусь среди людей, которым довелось пережить многое. Любой иракский мужчина или женщина моего возраста — около пятидесяти — был свидетелем восстаний и революций, многократных смен правительства, обещаний всеобщего благоденствия и краха надежд, войн и репрессий.

В сумерках я услышала голос муэдзина, призывающего мусульман к вечерней молитве. Я взглянула на небольшую мечеть, выходящую на улицу. Низкий заунывный голос звучал с башни, за которой медленно садилось солнце. Базем повернул к отелю «Аль-Рашид». Я прибыла на место.

Ирак поражал контрастами. Несмотря на репрессии, иракцы вели себя поразительно открыто и дружелюбно. Персонал гостиниц поражал радушием. Они показывали мне фотографии родственников и осыпали маленькими подарками, хотя, насколько мне было известно, они едва ли могли себе это позволить. Чиновники Министерства информации приглашали меня на ужин и знакомили с друзьями. Охранники провожали до машины и рассказывали о своих семьях. Родители, чьих умирающих от лейкемии детей я навещала в местной больнице, делились со мной едой. Новый шофер, которого я наняла через менеджера гостиницы, часами просиживал в холле гостиницы, когда я была занята, отвергая любые предложения подзаработать. А после того как в первую ночь моего пребывания в гостинице мне трижды стучали в дверь какие-то незнакомцы, у номера установили круглосуточную охрану.

Но лучшая часть путешествия мне еще предстояла. Через два дня после приезда в Багдад я познакомилась с чудесной, незабываемой Майадой аль-Аскари. Эта женщина стала мне ближе, чем сестра.

То, что мне посчастливилось встретиться с Майадой, объясняется просто: я твердо решила, что моим переводчиком в Багдаде должна быть женщина. Проведя в городе день, я недоумевала, почему меня до сих пор не навестил сотрудник Министерства информации, — я читала множество историй об их навязчивом внимании к иностранным гостям. На следующий день я попросила водителя отвезти меня в министерство, чтобы потребовать там переводчика. Мне сказали, что пресс-центром министерства руководит мужчина по имени Шакир аль-Дулайми.

Войдя в его кабинет, я шутливо заявила, что, насколько мне известно, за иностранцами должны следить иракские спецслужбы, но, кажется, до сих пор никто не разведал о моем существовании. Может, я слишком мелкая сошка, чтобы за мной следили? Шакира это позабавило, и он сказал, что если я хочу, он прикажет какому-нибудь иракцу меня сопровождать.

Но я больше всего интересовалась положением арабских женщин, а по опыту проживания на Ближнем Востоке я знала, что ни одна арабка не станет откровенно говорить о себе в присутствии мужчины. Мне пришлось вежливо отклонить любезное предложение Шакира. Я настаивала на том, что мне нужна переводчица. После шутливых препирательств Шакир поднял руки вверх, пожал плечами (арабский жест, обозначающий нежелание спорить) и согласился на мое требование. (Потом я узнала, что правительство официально требовало нанимать на работу только мужчин-переводчиков.)

На следующее утро я вернулась в кабинет Шакира и увидела арабку, одетую в скромное платье длиной до лодыжек. На голове у нее был повязан черный платок. Среднего роста, немного полная, с белым лицом и румяными щеками. В светло-зеленых глазах светилось ожидание. Мы внимательно посмотрели друг на друга. Затем она взглянула на Шакира и вновь перевела взгляд на меня.

Женщина казалась милой, и я неуверенно улыбнулась, надеясь, что она станет моим гидом во время пребывания в Ираке.

В ответ она тоже робко улыбнулась.

Шакир посмотрел на меня и объявил:

— Джин, вот твоя переводчица!

— Меня зовут Майада аль-Аскари, — приятным голосом сказала она с легким акцентом. Позже она призналась, что несколько лет не получала от Министерства информации предложений о работе, потому что начальство нанимало только мужчин. Я обрадовалась — думаю, и она тоже, — что настояла на своем.

Мы с Майадой быстро подружились. Вскоре я узнала, что она прекрасно говорит по-английски и обладает замечательным чувством юмора. Она была разведена и жила с двумя детьми: пятнадцатилетней Фей и двенадцатилетним Али. Майада любила животных так же, как я, — она с гордостью рассказывала о двух кошках, одна из которых недавно принесла потомство.