Дом с золотой дверью - Элоди Харпер

В дверь стучат, и Амара возвращается в реальность.

— Кто там?

Входит Марта. Амара улыбается, но служанка неотрывно смотрит в пол.

— Не пора ли тебе собираться на встречу с Друзиллой, госпожа? — Марта говорит с таким акцентом, что иногда Амаре непросто ее понять.

У Марты сутулые плечи, и вся она какая-то съеженная. Поначалу Амара думала, что это признаки робкого характера, но теперь видит в осанке девушки сознательную отстраненность неуступчивой рабыни. Раньше Амара сама вела себя скрытно в присутствии Феликса. А теперь ей приходится сдерживать раздражение. Девчонка не понимает, как ей повезло оказаться здесь, в прекрасном доме, а не в лупанарии.

«Марта — еврейка, плененная римлянами во время последнего наступления на Масаду», — так Амаре рассказывал эконом Филос. Он от имени своего господина и выбрал двух рабов, которые отправились вместе с ним в дом Руфуса. Сам Руфус о Марте никогда не заговаривал. Рабы для него не люди. Он «одолжил» Амаре слуг заодно с мебелью, и ему бы в голову не пришло о них рассказывать — все равно что тратить время на изложение истории столов или светильников. Амара лишь надеется, что Руфус не спал с Мартой, хотя она вполне хороша собой. Это могло бы объяснить холодность девушки.

— Спасибо, — произносит Амара. — Ты очень кстати мне напомнила.

Они спускаются в один из покоев Амары, ближайший к атриуму. Марта уже разложила все необходимое на туалетном столике. Усаживаясь перед пузырьками с духами и косметикой, Амара невольно задумывается о своей подруге-волчице Виктории, вспоминает дешевые склянки, которые та, изо всех сил стремившаяся всегда выглядеть наилучшим образом, расставляла на подоконнике публичного дома. Образ Виктории — копна черных кудрей, разбросанных по плечам, хрипловатый смех и колкости, которыми она сыпала, растягивая слова, — в воображении Амары так ярок, что, кажется, девушка вот-вот войдет в комнату и попросит уступить ей место за туалетным столиком. Марта принимается расчесывать волосы госпожи. Амара берет со столика изящный стеклянный сосуд в форме цветка, откупоривает его и вдыхает аромат. Жасмин. Только этот аромат нравится Руфусу на Амаре. Марта раздраженно выдыхает, когда Амара тянется вперед, чтобы поставить сосуд на место. Все эти телодвижения не дают служанке уложить локоны Амары.

Наконец Марта протягивает госпоже серебряное зеркало. Краситься Амара предпочитает сама. Она подводит глаза сурьмой там, где краска смазалась, но белила на лицо не наносит. Когда Амара работала в «Волчьем логове», белила ей были не по карману, а теперь и Руфус привык видеть ее без них. Однажды Амара накрасилась ради него, но ему это очень не понравилось. Слова, которыми Руфус называет Амару, — прелестная, нежная, невинная — звучат для нее как указания, а не как комплименты. Неважно, что Амара работала в лупанарии, что она обхитрила самого жестокого сутенера Помпеев и что силой гнева она могла бы свернуть горы. Все это любовник не желает видеть в Амаре, все это ей приходится скрывать.

— Спасибо, — произносит Амара. — Теперь можешь заняться делами на кухне.

— Но разве я не должна пойти с тобой? — тревожится Марта. — Господин говорил, что тебе лучше не ходить на улицу одной.

Терпеть недовольную служанку — это одно; слежка Амаре ни к чему.

— Улицы меня не пугают, — отвечает она, холодно улыбаясь и зная, что Марта прекрасно ее поймет. — Я привыкла ходить одна.

Марта, зардевшись, склоняет голову. Не иначе как проклинает тот день, когда римляне увезли ее с родины туда, где она вынуждена прислуживать шлюхе. Простившись с Мартой, Амара через атриум подходит к огромной деревянной двери. Ювентус не сразу решается выпустить госпожу без сопровождения и оглядывается по сторонам в поисках Филоса, чтобы тот дал добро.

— Филос сегодня ушел с господином, — нетерпеливо произносит Амара. — Может, выпустишь меня? Мне нужно на урок по арфе, за который уже заплатил Руфус.

— Конечно, госпожа, — отвечает Ювентус, отступая в сторону.

Раньше Амара жила на куда более многолюдной улице — лупанарий стоял на распутье напротив одной таверны и в двух шагах от другой, — но даже теперь ей кажется, что, выходя из дома, она из стоячего пруда переносится в бурную реку. Амара пробирается через вздымающиеся на ветру полосы красной, желтой и оранжевой ткани, концы которых долетают до дверей ее жилища. Напротив дома, который Руфус снимает для Амары, — магазин тканей, один из многих на этой улице. Виргула, хозяйка магазина, кивает проходящей мимо Амаре: ее вовсе не смущает, что соседка — любовница богатого патрона. В конце концов, у них одна домовладелица на двоих — подруга Руфуса, к которой направляется Амара.

Амара свободно идет по узкой дороге: прохожие расступаются от ее острого взгляда, устремленного вдаль. Фыркнув, делает шаг в сторону мужчина, увешанный самыми разными кожаными вещицами. Амара не обращает на него внимания. Дни, когда ей приходилось заглядывать в глаза каждому мужчине, позади.

Вскоре Амара оказывается у дома Друзиллы. Самая привлекательная куртизанка Помпеев живет совсем недалеко от Амары — на соседней улице. Так что Амара знает: Руфус не станет сердиться, что она пошла одна. Этот дом не сдается; Друзилла — его прямая владелица, которой принадлежит еще и роскошная стеклодувная мастерская напротив. Амара ненадолго заглядывает в мастерскую. Чем дальше проходишь, тем затейливее посуда. Выставленные на прилавок невзрачные чашки и флаконы для духов сменяются кувшинами в форме рыб и усыпанной зеленым виноградом вазой с фигурками нимф вместо ручек. Взгляд Амары всегда устремляется в одну точку — на полку со статуэтками богов. Амара вспоминает стеклянную фигурку Афины Паллады из родительского дома: кто любуется ей теперь?

Переступая порог атриума в доме Друзиллы, Амара чувствует, как ее сердце наполняет радость. Привратник склоняет голову при виде Амары: ее здесь всегда ждут.

— Вот и ты! — восклицает Друзилла, свесившись с балкона. От улыбки на ее лице появляются ямочки. Амара улыбается ей в ответ. Не считая Дидоны, Друзилла — самая красивая из всех женщин, которых знает Амара. Бледно-желтая туника подчеркивает теплый оттенок кожи, темные волосы, словно лавровый венок, обрамляют лицо. «Вылитая Гесперия, — думает Амара, — богиня заходящего солнца».

Амара взбегает вверх по лестнице. Ей всегда хорошо в компании Друзиллы, особенно когда они бывают наедине, без любовников, когда можно быть уверенной, что подруга говорит только правду. Они обнимаются, с восхищением разглядывая наряды друг друга, а затем направляются в покои Друзиллы, где стоит арфа.

— Когда он купит тебе собственный инструмент? — спрашивает Друзилла, усаживаясь рядом с Амарой, которая уже готова играть и слушать наставления подруги.

— Сегодня же, если я скажу, — со вздохом отвечает Амара. — Но мне еще нужно подучиться; а пока не хочу, чтобы он слышал мою игру.

— Но на своей арфе ты сможешь упражняться каждый день. Так ты научишься быстрее.

Амара знает, что это правда. Игра на арфе дается ей сложнее, чем она предполагала. Всякий раз, когда Амара играет Руфусу на лире — а это у нее получается мастерски, — он только и спрашивает, скоро ли она исполнит что-нибудь на арфе. Вопрос этот совершенно бесхитростен; в нем слышится детское нетерпение, но настойчивость Руфуса смущает Амару. Как бы ей хотелось, чтобы ему по душе был инструмент, которым она уже владеет.