Одна женщина и много мужчин - Мария Жукова-Гладкова

С четырьмя претендентками я уже поговорила, резюме у них забрала. Но не то… Все не то… Хотя вроде бы умеют все, что требуется. Но душой я ни к одной из них не прониклась, да и они, пожалуй, без особого восторга восприняли новость, что придется подавать кофеек деловой женщине тридцати пяти лет. Тридцать пять мне, правда, никто не дает – из-за миниатюрных размеров (маленькая собачка до старости щенок, правда?), да и выгляжу я, надо отдать должное… Ну не на пять с плюсом, но просто на твердую пятерку – будем поскромнее.

С Маринкой-то у нас было полное взаимопонимание. Она все мои настроения знала, вкусы, пристрастия. Всех клиентов. А вот надо ж подумать… Других мужиков, что ли, не нашлось? Или в самом деле влюбилась? А баба, когда влюбляется, она ведь не головой думать начинает, а другим местом…

Мы, когда берем кого-то к себе в фирму, тут же велим бумажку подписать – о неразглашении того, что он у нас слышит и видит. Маринка, конечно, тоже ее в свое время подписывала, но… Нельзя быть абсолютно уверенной в том, что, лежа под своим новым хахалем, она станет держать ротик на замочке… Я сама женщина и это понимаю. Поэтому и предпочитаю самцов с малым количеством извилин, мужичков, пригодных только для моей требовательной плоти, а что касается души… Для души можно побеседовать с Виталием Сергеевичем или Иваном Ивановичем. У них ведь тоже для плоти – манекенщицы, для дома – супруги с двадцатилетним стажем, а для задушевных бесед – Сашенька, то есть я.

Стоило, наверное, указать в объявлении, что мне нужна секретарша «в возрасте около сорока». Самое то, наверное, если брать ее только для работы. Вот у Сени Вера Николаевна – заходишь в приемную и видишь: Секретарша. Именно с большой буквы. Не бывшая путана, не девочка после референтских курсов. И предана ему до гробовой доски. Между прочим, мог бы на нее почаще смотреть как на женщину – она бы еще больше старалась (хотя куда уж больше?), но ведь ласка и кошке приятна. Правда, она – «около пятидесяти», большой минус для нашего пола. В офисе у нас все дамы не во вкусе Рубина – наверное, чтобы не было искушений на работе. В общем, мысль правильная. Я тоже на работе стараюсь не смотреть на охранничков. И Сеня теперь специально чернявых берет. Чтобы опять же не искушать меня при входе в наш флигелек. Знает, гад, что я блондинов, ну или рыженьких, на крайний случай, жалую…

О господи! У меня округлились глаза. Уж больно я задумалась – и пропустила момент. В наш офис ворвались люди в камуфляже.

* * *

Они были уже в холле для посетителей – и претендентки одна за другой становились у стеночки, отвернувшись к ней лицом и расставив ноги на ширину плеч.

Я мгновенно нажала на кнопку, опускающую решетку между двумя дверьми, ведущими от меня в приемную секретарши. Замки сработали сами. Теперь я была замурована в своем кабинете. Правда, из него имелся еще и запасный выход – так же, как из кабинетов Сени и Туюсова, но я пока решила подождать им пользоваться. Он, кстати, постоянно заблокирован, и его открывает лишь моя пластиковая карточка, так что ждать опасности с той стороны не следует. Конечно, если стену не взорвут. Так, посмотрим, что делается в здании.

Я нажимала на кнопки, переключая изображение на экране. Камеры берут все кабинеты и холлы в здании и двор перед главным входом. Переулок, в который ведут двери из трех кабинетов – моего, Сениного и Виталия Сергеевича, – не снимается, правда, у каждого из нас есть свои «глазки».

Двое наших ребят у входа лежат на полу, дюжий молодец в пятнистом комбинезоне с автоматом стоит над ними. Нужно рассмотреть нашивки. Черт побери, у этого не видно. Не той стороной к видеокамере развернулся. С моей точки зрения, не той. Переключаемся на другие помещения. Еще один в бухгалтерии. Анька стоит руки вверх. Молодец, и здесь не тем боком… Где же у них должны быть нашивки? На рукаве вроде бы. И на груди. Смотрим… Так-так-так, увеличиваем изображение. Что-то там на грудке вырисовывается. «ОМОН». Так мы и думали. О, наконец разворачивается. Что там у нас на рукавчике? «Псков»?! Черт побери, что делает псковский ОМОН у нас в фирме?!

В моей голове мелькали различные мысли. Какой урон нанесут офису? Что побьют, что сломают? Сеня же последние волосы вырвет, подсчитывая убытки (на своей голове, правда, не на моей – и то слава богу). Не так давно у его приятеля побывали омоновцы; компьютеры, телефонные аппараты, ксерокс, настольные лампы, мебель приказали долго жить. Эти же ничего не крушат. Или только пока? Беседуют с сотрудниками. И Виталий Сергеевич, как назло, с ангиной… Даже говорить не может.

Я переключилась на Ивана Ивановича, дежурившего в кабинете Туюсова, и врубила звук. Борисенок уже кому-то докладывал про рейд «лиц в камуфляже с опознавательными нашивками псковского ОМОНа». Нашивки скорее всего липовые. Наконец Иван Иванович положил трубку.

– Кто это? – тут же спросила я.

– Пока не знаю, – нервно ответил Иван Иванович. – Я заблокировал все, кроме главного входа и холла. Так что сиди тихо. Без меня ничего не предпринимай.

– Ясно, – ответила я, отключила связь и принялась наблюдать за развитием событий.

Так, ребята пытаются прорваться ко мне. Прилагают свою силушку молодецкую. Но не тут-то было: двери хоть и обтянуты кожей, но внутри них броня, специалисты ставили. Мат-перемат, дедка за репку, бабка за дедку… Первый срывает маску, чтобы утереть потное лицо, и тут же натягивает ее снова. Батюшки родные! Олег Расторгуев! А я-то думаю: что же это такое знакомое в его фигуре? Сколько раз я смотрела на этот накачанный торс – и облизывалась… Но я не Маринка, понимала, что с мужчинами, каким-то образом связанными с «Балттаймом», дело иметь нельзя. Олег – один из бригадиров камчатских (именуемых так по месту рождения лидера), «крыши» «Балттайма». Как-то так получалось, что мы в это лето несколько раз пересекались с Расторгуевым – на презентациях, просто в ресторанах, один раз он в меня чуть не врезался на своем серебристом «Мерседесе». Судьба, что ли?

– Заблокируйте! – крикнула я Ивану Ивановичу, снова включая связь.

– Погоди, – сказал Борисенок. – Надо посмотреть, что они будут делать дальше.

– Но…

– Один ихний все равно останется, – заметил Иван Иванович. – Тот, что в бухгалтерии. Будет с кем побеседовать.

– К нам кто-нибудь едет? – поинтересовалась я. Должен же кто-то спасать коммерческого директора, то есть меня, от нападения враждебно настроенных бандитов?

К нам ехали наши. Иван Иванович уже успел выяснить, что никакой рейд ОМОН, РУОП и прочие официальные структуры в нашем отношении проводить не собирались. Да и оснований не было. Тем более что делать псковскому ОМОНу в офисе питерской фирмы? Наша «крыша» – «красные шапочки» – сбились в основном из бывших ментов, кагэбэшников (естественно, имеющих неплохие связи в действующих органах) и «афганцев», нашедших себе новую стезю, и назывались шубаковскими, по фамилии лидера – Мишани Шубакова, бывшего «афганца», вроде бы успевшего послужить в Комитете (но никогда открытым текстом это не подтверждавшего и всегда уходящего от ответа на прямой вопрос о своем прошлом). Мишаня был «красавцем» с не очень удачно пришитым левым ухом и, как говорил Виталий Сергеевич, следами двух пулевых ранений на теле. Подтвердить или опровергнуть эту информацию лично не могу – в обнаженном виде Шубакова видеть не приходилось. И желания такого я не испытывала, хотя он, похоже, любил миниатюрных женщин.