"Сатурн" почти не виден - Василий Ардаматский

— Сядьте сюда.

— Благодарю вас, — четко произнес немец, сел, посмотрел на настенные часы, которые показывали двадцать минут второго, и улыбнулся.

— Ваши имя и фамилия? — небрежно спросил Старков.

Немец не отвечал и, продолжая улыбаться, смотрел то на Старкова, то на Маркова, то на Петросяна.

— Можете, если хотите, назвать вымышленное имя, — сказал Старков.

— Адольф Гитлер! — выкрикнул немец, перестав улыбаться.

— Это имя не подойдет, — поморщился Старков. — Его неудобно вносить в протокол вашего расстрела. Сами понимаете. Пожалуйста, какое-нибудь другое.

В голубых глазах немца мелькнула растерянность. Он внимательно посмотрел на Старкова, на Маркова, занесшего ручку над листом бумаги, на стоявшего у стены Петросяна и, видимо, понял, что с ним не шутят.

— Все равно вы ничего от меня не узнаете, — заученно проговорил он. — И я очень советую вам поторопиться.

— Нам торопиться некуда, — лениво сказал Старков и стал закуривать папиросу. — На расстрел хватит пяти минут.

— Вы же не знаете, что вас ждет! — воскликнул немец.

— Вы имеете в виду войну? Знаем, — сказал Старков, наблюдая за дымом от папиросы.

Немец явно оторопел. Несколько секунд он молчал, а потом угрожающе произнес:

— Вы ответите за это.

— За что? — искренне удивился Старков. — На протоколе расстрела мы поставим дату позднее, и таким образом вы будете расстреляны по законам военного времени как шпион и диверсант. — Старков показал глазами на лежащие на столе вещи. — Ну, ну давайте какое-нибудь имя. Не записывать же нам в протокол «господин икс»?!

На лбу немца проступила испарина. Он что-то обдумывал.

— А если я буду говорить? — вдруг спросил он уже без всякой амбиции.

— Вы отсрочите свою смерть, а может быть, избежите расстрела, — спокойно ответил Старков. — Мы из контрразведки, и, естественно, нам важно получить от вас сведения. Впрочем, поскольку вы явно не генерал, вряд ли мы услышим от вас что-нибудь действительно важное.

— Я давал присягу, — снова заученно выпалил немец.

— Мы тоже, — тихо сказал Старков. — Такова уж военная служба…

Немец молчал, напряженно глядя прямо перед собой.

— Вы член гитлеровской партии? — лениво спросил Старков.

— К сожалению, нет.

— Почему?

— Я жил не в Германии, — удивленно смотря на Старкова, ответил немец.

— Но после вашего возвращения из Прибалтики в фатерланд прошло время?

— Увы, недостаточное для того, чтобы я успел заслужить такое доверие.

В это время Марков нетерпеливо пошевелился, Старков посмотрел на него и обратился к немцу:

— Да, я забыл, назовите все же какую-нибудь фамилию… — Старков улыбнулся. — А то мой протоколист нервничает.

— Гельмут Шикерт, — чуть подумав, ответил немец. Старков подождал, пока Марков записал фамилию, и сказал ему:

— Сходите к начальнику конвоя, спросите, достаточно ли ему наших подписей. И у меня нет с собой печати.

Немец проводил Маркова испуганным взглядом.

— Еще несколько вопросов… не для протокола, а так, просто из чистого любопытства… — сказал Старков. — Сколько вам лет?

— Двадцать четыре.

— Недотянули годика до круглой даты. С парашютом прыгали впервые?

— Да.

— Без тренировки? — удивился Старков.

— Считается, что новичок первый прыжок делает более уверенно и храбро, чем второй и третий, — ответил немец механически, думая, очевидно, совсем о другом.

— А что? Пожалуй, это верно, — обратился Старков к Петросяну. — Все же нужно быть храбрым, чтобы ночью прыгнуть в полную неизвестность…

Немец молчал. Эти домашние рассуждения Старкова доконали его: кроме всего прочего, такой допрос исключал для него возможность прибегнуть к заученной браваде.

Вернулся Марков и, не садясь больше за стол, сказал по-немецки:

— Протокол он принял, но просил не забыть поставить потом печать.

— Хорошо. Господин Шикерт, вы сами хотите что-нибудь сказать?

— Может, вы думаете, что я из службы безопасности? — тревожно спросил немец. — Я от армии.

— Абвер? — быстро спросил Старков.

— Да, да, — почти обрадовано подтвердил немец.

— Невелика разница — шпион абвера или шпион гестапо.

— Но на меня распространяются все законы в отношении военнопленных! — воскликнул немец. — Швейцарская конвенция!

— Да кто это внушил вам такую глупость? — сочувственно сказал Старков. — По всем законам участь пойманного шпиона безотрадна. Увы! Закончим на этом…

Старков и Марков встали. Немец продолжал сидеть.

— Встать! — приказал ему Старков. Немец вскочил, точно подброшенный пружиной, и вытянулся перед Старковым; его связанные за спиной руки так и рвались опуститься по швам.

— Я буду говорить… Я скажу очень важные для вас вещи… Я прошу вас… — немец бормотал это, не сводя со Старкова умоляющего взгляда.

Старков нехотя вернулся на свое место.

— Если вы надеетесь морочить нам голову — не выйдет.

— Нет, нет, я скажу все. Спрашивайте.

— Кто точно забросил вас?

— Подразделение абвера, имеющее название «Сатурн»…

Вот когда начался настоящий допрос, который длился больше часа.

Когда чуть занимался рассвет, немца вывели из штабного здания, посадили в машину и увезли в Москву. Потом на крыльце здания появились Старков, Марков и Петросян. Посмотрев в бледнеющее небо, Старков сказал:

— Ну что ж, возможно, это утро — историческое…

В этот момент где-то над ними оглушительно завыла сирена. Переглядываясь, они слушали ее и видели, как от военного городка к аэродрому бежали люди. Из штабного здания вышел летчик. Нахлобучивая на голову шлем, он смотрел на небо.

— Тревога? — спросил у него Старков.

— Война, — ответил летчик и побежал к самолетам.

— Кто вы такой? Фамилия?

— Пантелеев Григорий Ефимович.

— Профессия?

— Это вы в смысле профсоюза? Считайте, что выбыл. Лет десять, как взносы не платил.

— Коммунист?

— Хранил Бог.

— Что это значит?

— Ну даже близко к ним, к коммунистам, не был. Хранил Бог, говорю, от этого.