Домовенок Кузька и Вреднючка - Галина Александрова

Тут дверь открылась и в комнату вошла Анютка. Кузька было испугался, под лавку шмыгнул, а потом вспомнил, что он не боится Анютку, и опять вышмыгнул. Вышмыгнул, подскочил к девочке и запрыгал на месте от нетерпения:

— Что ли мне и в отпуск съездить нельзя? Что ли без меня и в доме прибрать некому? Что ли и кошка ненакормленная, цветочки ненапоенные? Я же тебя за главную оставлял! Вот теха-растеха неразумная! А ну-ка живо веник — мне, водички — цветочкам, молока — кошке, метлу — паукам! Ай! К вам еще и таракашки набежали! Брысь, негодные! Бегает Кузька по комнате, ловит невесть откуда взявшихся тараканов, складывает их в подол рубахи. А тараканы злющие, усищами шевелят, ножищами скребутся, страшно! Но домовенок их ничуть не боится. Только Анютка стоит, грустно смотрит на домовенка и не помогает ему тараканов ловить.

— Отпусти их, Кузенька, — вздыхает девочка, — сегодня всех переловишь — завтра еще больше придет.

— Как это больше? — не соглашается с ней Кузька. — Тараканы — животные скромные: чем больше их прогоняешь, тем меньше их в гости напрашивается.

— Это раньше так было, — не соглашается с ним Анютка, — а теперь все не так, все по-другому. Да ты сам посмотри!

— Посмотрел уже! — закрутился юлой у нее под ногами Кузька. — Паутина в углах, пыль на столах, цветочки зачахли, чашки побились, вещи в сундуке переворошились, кошки взбесились, люди обленились!

— Люди не обленились, — вздыхает Анютка, — и я, и бабушка с ног сбились. Вечером наведем порядок, а утром встанем — как будто год в доме не прибирались. Бабушка Настасья на Фенечку думает, а мне кажется, что не может одна кошка столько бед наворотить. Кто-то ей помогает.

— Или мешает, — подпрыгнул на месте Кузька. — Кошки в доме для порядку заводятся. Не могут кошки безобразия творить. Не для того они придуманы. Это не мыши и не дети малые. Это у нас тут кто-то другой завелся.

Не спится Кузьке, не играется Кузьке, не работается. Сидит домовенок на шестке печи, думает. Что же случилось, пока его дома не было? Неужели зловредная Баба Яга отомстила за догонялки и превратила его дом в Дом для плохого настроения? Да когда она успела только! Сидит домовенок, думает. Тихо в доме, ночь, все смотрят интересные сны и не мешают думать домовенку. Только ходики тикают, тихо так, приятно. Совсем не мешают, а только говорят: «Не бойся, ты не один, мы-с-то-бой, мы-с-то-бой!».

А Кузька и не боится. Это его дом, кого он должен в собственном доме бояться? Только огня, а тот уже давно не балует, давно свое место знает. И вдруг кажется Кузьке, будто из норки мышиной мохнатая мышкина голова показалась.

— А вот я ее сейчас, — тихо обрадовался домовенок, — пусть только попробует к караваю подползти!

Любил Кузька мышей пугать. Они-то, глупые, только кошки боятся, а никак не могут запомнить, что главный враг всех непрошеных жильцов в избе — вовсе не кошка, а домовой. Притаится обычно Кузька в неприметном месте, сделается совсем маленьким, не больше мизинца, дождется, когда серая воришка к хозяйской еде подкрадется, прыгнет на нее сверху и давай кататься!

Носится мышка по избе, как угорелая, пищит, сердешная, со страху, а Кузька еще и покрикивает:

— Но-но, залетная! Не притормаживай! Не притормаживай! Шибче едешь — дальше будешь!

После таких скачек даже самые нахальные мышки паковали узелочки и перебирались со всем семейством в другие избы — в те, где некошные домовые хозяйничали.

Притаился Кузька, ждет, когда нахалка в полный рост из норки выползет. Ждал-ждал и дождался. Выползла. Только не мышка, а непонятно что, неведома-зверушка какая-то. Ножки тоненькие, ручки длинненькие, голова лохматая, а из-под лохмулек два глаза блестят. Сердито так блестят, невежливо.

— Охти мне, батюшки! — тихонечко всплеснул руками Кузька от огорчения. — Все теперь понятно! Шишига в доме бесконтрольный завелся! Ну я ему сейчас!

Шишиги водились во многих домах. И ничего в этом неожиданного не было. Правда, все шишиги были большими врединами: заманивали в гости всяких мелких и неприятных насекомых, неожиданно роняли по ночам, когда все спят, громкие предметы, разливали на полу скользкое подсолнечное масло, прятали самые необходимые людям вещи или ставили на самый краешек полки банки с сахаром, перцем и мукой. Только человек протягивал руку к такой банке, как она ловко сваливалась прямо ему на голову, обсыпала его сахаром, перцем или мукой и разбивалась вдребезги. Шишиги от этого очень веселились.

Но обычно они побаивались и слушались домового, поэтому баловались редко, только когда совсем уже не могли терпеть. И домовые часто прощали им эти пакости. Ведь и среди детей попадаются такие, которые разбивают банки, просыпают сахар и поливают пол скользким подсолнечным маслом. И никто не выгоняет их за это из дома. Так, поругают немного, повоспитывают. Вот так же и с шишигами. Поворчит немного на них домовой, заставит в углу постоять и простит. Маленькие они, неразумные.

Всех своих шишиг Кузька знал наперечет. Он уже давно подружился с ними, научил их правилам хорошего поведения, а лишних даже передал своим друзьям-домовым, чтобы они подавали положительный пример шишигам в других домах. Но этот шишига был ему незнаком. И подать ему положительный пример было некому, потому что всех своих шишиг Кузька отпустил в отпуск, в соседнюю деревню. Вот домовенок и решил сначала потихонечку посмотреть со своего шестка, что же будет делать в его доме этот чужой Вреднючка.

Он вышел на середину избы, огляделся, глазки за грязными лохматульками сердито блеснули:

— Опять весь бешпорядок мне ишпортили! Опять мне трудиться, не покладая ручков, ножков и зубков!

Шишига-вреднючка шумно фыркнул и подкатился к полке с чашками:

— Где тут у меня мои любимые чашечки? Где крашивенькие тарелочки? Сейчас мы их быштро в порядочек приведем!

С этими словами негодник взял в руки самую красивую, с голубенькой каемочкой чашечку и стал быстро-быстро подгрызать ей ручку.

Кузька весь извертелся на своем шестке. Как хотелось ему спрыгнуть с печки, подбежать к безобразнику и отшлепать его! Но еще старый домовой Папила учил маленького Кузьку:

— Чтобы вреднючку проучить, надо его изучить.

И домовенок мужественно изучал пакостника. А чтобы было легче изучать и ничего не делать, тихо бормотал себе под нос:

— Сейчас, сейчас, только еще немножко поизучаю и ка-а-ак жваркнусь с печки, ка-а-ак подскочу, как наподдам, узнаешь, как у чашек ручки подгрызать!