А время уходит - Мэри Хиггинс Кларк

– У меня нет слов объяснить, как сильно я скучала по нему. – И Дорис Мюррей все же расплакалась, попав в крепкие объятия сына.

– Трогательная история, не правда ли, Дилейни? – спросил Дон Браун.

Та только кивнула. Застрявший в горле комок грозил в любой момент обернуться потоком слез.

Дон подождал еще немного и, не получив, к своему удивлению, ответа, продолжил:

– А теперь давайте узнаем, что приготовил нам наш метеоролог Бен Стивенс…

– Извини, Дон, – сказала Дилейни, когда программа закончилась. – Эта история так меня растрогала… Боялась, что не выдержу и разревусь, как та бедная мать.

– Посмотрим, будут ли они месяцев через шесть все еще разговаривать друг с другом, – сухо заметил Дон и, отодвинув стул, добавил: – На сегодня всё.

Через стеклянную перегородку было видно, что в соседней студии с общенациональными новостями в эфир вышел Ричард Крамер. Дилейни знала, что, после как он уйдет, именно Дон претендует на его место. Она поднялась, выскользнула из студии и вошла в свой офис, где сменила фиолетовую блузку на топ для занятий йогой. В последние дни Дилейни заменяла штатную соведущую местных новостей Стефани Льюис, которая позвонила и предупредила, что заболела. Самым приятным во всем этом было то, что ей выпало освещать судебный процесс над Бетси Грант. «Наверняка будет интересно», – думала Дилейни.

Она повесила на плечо сумку и, отвечая на доносящиеся со всех сторон «пока» и «до завтра», прошла по длинным коридорам, открыла дверь и оказалась на Коламбус-серкл.

Как ни нравилось ей лето, Дилейни была готова встретить и осень. «После Дня труда Манхэттен наполняется какими-то особенными флюидами», – подумала она и вдруг поймала себя на том, что старается отвлечься от по-настоящему беспокоивших ее мыслей. Репортаж о встрече матери и сына разрушил стены, которыми она снова и снова отгораживалась от этой не дающей покоя темы.

Ей нужно найти свою мать. Свою биологическую мать. Джеймс и Дженнифер Райт удочерили ее в первые часы после рождения, и в свидетельстве стояли их имена. Она появилась на свет под наблюдением акушерки. Женщина, организовавшая удочерение, умерла, и никакого следа после нее не осталось. Свидетельство о рождении было зарегистрировано в Филадельфии.

Казалось бы, тупик, но Дилейни знала, что должна принять некое решение. Она уже слышала об одном отставном детективе, специализирующемся на таких вот делах и умеющем находить даже давно утерянные следы. От работы до дома была одна миля. Глубоко задумавшись, Дилейни даже не заметила, как миновала Пятую авеню.

На Пятьдесят четвертой улице она повернула на восток. Ее квартира находилась в старом здании по соседству с тем, где некогда жила Грета Гарбо, легендарная кинозвезда 1930-х. После особенно безумного дня в студии Дилейни частенько вспоминала ее знаменитую фразу «я хочу быть одна».

Неизменно улыбающийся привратник открыл дверь. В распоряжении Дилейни было целых три комнаты, но и они выглядели скромно в сравнении с тем большим и красивым домом в Ойстер-Бэй на Лонг-Айленде. Она повесила сумочку, достала из холодильника бутылочку «Перье» и, положив ноги на мягкую скамеечку, устроилась в уютном кресле.

У стены напротив на столе стояла большая семейная фотография, сделанная, когда ей исполнилось три года. Она сидела на коленях у матери, рядом с отцом, а позади них выстроились три ее брата. Черные курчавые волосы и темно-карие глаза явно выделялись на общем семейном фоне. У всех остальных волосы были рыжевато-блондинистые, а глаза голубые и светло-карие.

С фотографией было связано одно давнее воспоминание. Увидев ее в первый раз, Дилейни расплакалась: «Почему я не такая, как вы все?» Вот тогда ей и сказали, что она приемная. Не столь, конечно, прямолинейно, подбирая слова и выражения, родители объяснили, что им очень хотелось маленькую девочку, и поэтому она стала членом их семьи в совсем еще нежном возрасте, едва появившись на свет.

В прошлом месяце вся семья собралась в Ойстер-Бэй по случаю семидесятипятилетия матери. Джим приехал из Кливленда, Ларри – из Сан-Франциско, Ричард – из Чикаго, и все с женами и детьми. Счастливое время! Родители собирались переезжать во Флориду и раздавали мебель, которая больше им была не нужна. Дилейни и братьям предложили взять что захотят. Она выбрала для своей квартиры несколько небольших вещей…

Дилейни еще раз посмотрела на семейную фотографию и попыталась представить ту мать, которую никогда не знала. Похожа ли я на тебя?

Звякнул телефон. Дилейни закатила глаза и посмотрела, кто звонит. Это был Карл Ферро, продюсер шестичасового новостного выпуска. В трубке раздался его ликующий голос:

– Стефани ушла на работу в «Новости сейчас». Мы все здесь в полнейшем восторге. Забыла, что привилегий без прав не бывает, и почему-то возомнила, что знает больше Кэтлин. – Кэтлин Джерард была исполнительным продюсером новостного отдела. – Ее отставка последует утром. Ты становишься нашим новым соведущим вместе с Доном Брауном. Поздравляю!

– Карл, – ахнула Дилейни, – я так рада! Что еще я могу сказать? – Она помолчала, потом добавила: – Жаль только, что не смогу освещать процесс над Бетси Грант.

– Мы хотим, чтобы ты по-прежнему этим занималась. Будем чередовать ведущих до окончания суда. Ты – отличный репортер, и этот процесс – работа как раз для тебя.

– Лучше и быть не может. Огромное спасибо, Карл.

Тем не менее, кладя трубку, Дилейни неожиданно ощутила беспокойство. Как говорила ее старая няня, Бриджет О’Киф, «когда все слишком хорошо, знай – проблема уже в пути».

– Уилли, мне действительно нужен новый проект, – сказала Эльвира. Они завтракали в своей новой квартире на Сентрал-Парк-Саут и пили по второй чашке кофе. Именно в это время Эльвира больше всего любила поболтать. И именно к этому времени читавший «Пост» Уилли дошел до спортивного раздела, предвкушая самое вкусное.

Обреченно вздохнув, он отложил газету и посмотрел через стол на любимую жену. Узы брака связывали их сорок три года. Седой гривой волос, резкими, грубоватыми чертами лица и пронзительными голубыми глазами он напоминал старым друзьям Типа О’Нила, легендарного спикера палаты представителей.

– Знаю, милая, ты беспокоишься, – мягко сказал он.

– Беспокоюсь, – согласилась Эльвира, протягивая руку за вторым кусочком кофейного кекса. – Последнее время и дел-то почти не было. Да, конечно, мне очень понравился этот речной круиз по Сене. А кому бы не понравился? Посмотреть, где провел последние годы жизни Ван Гог… Прекрасно. Но сейчас мне и дома хорошо.

Она выглянула в окно, откуда открывался чудесный вид на Центральный парк.

– Разве нам не повезло с этим местом? Подумай, можно ли сравнить его с нашими апартаментами в Астории? Там даже окна в кухне не было.

Уилли помнил. Помнил очень даже хорошо. Шесть лет назад он был водопроводчиком, а Эльвира – уборщицей. Он помнил, как они сидели в своей старой квартире и жена, устав после работы, держала ноги в тазике с теплой водой и английской солью.