Неспящий Мадрид - Грегуар Поле

Узловатые пальцы Фернандо Берналя осторожно извлекают сигарету из пачки, которую Санти оставил на столике рядом с чашечкой кофе.

— Ты сделаешь большое дело, Хавьер. Так я попрошу Фернандо тебе ее принести… ты будешь сегодня вечером на премьере? Какой премьере? «Дона Жуана», конечно, какой же еще! О'кей. Я все сделаю, чтобы его уломать, она будет у тебя сегодня же вечером.

Филипп Куврер ерзает от возбуждения. Сантьяго отключается.

— Вот так, Фернандо. Ты старик, сердечник, зануда, но ты снова на коне.

— Это ты на вершине славы, Санти. Я тебе благодарен и советую: береги себя.

— Фернандо, отстань. Напиши мне статью, как ты любишь, о твоей книжке, я ее подпишу и опубликую за несколько дней до выхода тиража.

Филипп Куврер смотрит со смесью досады и облегчения вслед уходящим собеседникам. Досадно, что кончилось удовольствие, но, слава Богу, можно наконец встать. Он пересекает зал тесный мужской туалет в конце коридора свободен. На двери кабинки, которую он закрыл за собой и на которую вынужден смотреть три-четыре минуты, еле умещается нагромождение записей, надписей, граффити, рисунков всех видов и цветов; Филипп Куврер рассеянно пробегает их глазами, некоторые выцарапаны на дереве, перечеркнуты, налезают друг на друга, и несть им числа. Он невольно читает: «FRANCISCO DE SEVILLA 1999, AZNAR NAZI, ¿Quién SOY YO? TÚ CABRÓN, ETA BASTA YA, BRUNO ERASMUS 1996, ESPAÑA SUDACA, ANA LLÁMAME 91 4 272 384»[4]и так далее.

Филипп Куврер выходит, моет руки под краном. Видит свое лицо в овальном зеркале, причесывается и мимоходом вспоминает, что Фернандо Берналь, когда заговорил с Санти, смотрелся в зеркальные стены зала «Коммерсьяль» и потирал при этом щеки и усы. Филипп Куврер повторяет перед зеркалом те же движения, повернув кран, перекрывает шумную струю воды и принимает решение. Из внутреннего кармана своего светлого пиджака он извлекает шариковую ручку, вновь открывает дверь кабинки и, обернувшись — не идет ли кто, принимается писать жирными заглавными буквами: «Я ГОТОВ ПЕРЕВЕСТИ „ОРГАНИЧЕСКОЕ“ НА ФРАНЦУЗСКИЙ: 626 27 91 53».

Филипп Куврер возвращается в зал, полный людей, бросает два евро на столик возле пустой чашки, надевает пальто, повязывает черный шарф, прощально машет официантам от вертящейся двери и ныряет в метро у киоска ONCE, где Ампаро Гарсия де Сола продает лотерейные билеты очереди из шести-семи человек, не видя их. Филипп Куврер сует билетик в щель, проходит через турникет, машинально забирает билетик и спускается еще ниже под землю, к платформе линии 4 в сторону «Санта-Мария». Короткий свисток, лязг рельсов, поезд выезжает справа и, в который уже раз, застает врасплох Филиппа Куврера, ожидавшего его слева: что поделаешь, привычка, выработанная в метро родного города, — это, уж видно, навсегда. В вагоне Филипп Куврер пытается сосредоточиться, но ему мешают мечты и прожекты, которым дало толчок тайное послание, сгоряча написанное на двери туалета «Кафе Коммерсьяль». Он достает из кармана роман Хуана Гойтисоло[5], анализом которого занимается уже три месяца, с тех пор, как он в Мадриде. Пытается читать. Его взгляд отвлекается то на оранжевые двери, то на шоколадные сиденья, то на молочно-розовый пол. Звучит механический голос: «Próxima Estación[6]„Алонсо Мартинес“». Девушка в коротком полосатом топике, заглядывая через его плечо, читает книгу, которую он не читает. Он замечает это не сразу.

— Ты кончила, я могу перевернуть страницу?

Исаскун с коротким негромким смешком машинально заправляет за ухо свои белокурые волосы. «Próxima Estación „Колом“».

— Извини.

— Нет, ничего страшного, честное слово, ты знаешь эту книжку?

Исаскун отвечает что-то не означающее ни да, ни нет. Снова заправляет за ухо белокурую прядь, которая и выбиться-то не успела, а Филипп Куврер смотрит на девушку так, будто давно знает:

— Ты читала?

— Нет.

— Если хочешь, дам тебе почитать.

Исаскун, сама не зная, согласие это или отказ:

— Очень приятно, нет.

— Скажешь мне свое мнение. Это очень занятная книга, очень, очень занятная.

Исаскун берет протянутую книгу и повторяет вместо благодарности:

— Нет, спасибо, очень приятно.

— Это книга восемьдесят восьмого года. Ничего лучше в Испании не написано после «La Colmena»[7].

— Я знаю, но не читала.

— Гойтисоло?

— Нет, «La Colmena». Это Села, нобелевского лауреата?

— Точно. Это тебе тоже надо прочесть, потрясающая книга.

— Я о ней слышала.

— Короткая пауза грозит прервать разговор, возникший на пустом месте. Исаскун опускает глаза, смотрит на часы, заправляет волосы за ухо и отважно продолжает:

— Ты из Мадрида? Испанец?

— Я живу здесь, но я француз.

— А говоришь так чисто!

— Но ты же сразу поняла, что я иностранец?

— Нет, это из-за твоих светлых волос.

— Ну, ты-то тоже…

Механический голос заглушает конец фразы.

— «Серрано», мне выходить.

Исаскун отвечает:

— Я выхожу на «Гойя».

— Скажешь мне потом, как тебе это!

Филипп Куврер выходит из поезда. Звонок, двери закрываются. Исаскун поспешно добавляет:

— Как я тебе ее верну?

С платформы, через головы пассажиров, Филипп Куврер кричит: «Там написано мое имя!» Двери уже закрылись, и Исаскун не слышит, что адрес и телефон тоже. Но она открывает книгу и видит на первой странице нацарапанные карандашом все координаты. В окно уходящего поезда она делает знак: да, нашла. И Филипп Куврер видит это, бегом догоняя поезд по платформе. Огни с грохотом скрываются в темном туннеле.

Светлая волнистая шевелюра, черный шарф на шее, серое в елочку пальто, из-под которого видны светлые брюки, силуэт Филиппа Куврера вновь появляется, ступенька за ступенькой, на улице. Лавируя и толкаясь на запруженном людьми тротуаре, Филипп Куврер идет вверх по Серрано до угла Айяла и заходит в книжный магазин «Корте Инглес». Остановившись у буквы G стеллажа «Narrativa española е hispano-americana»[8], он обозревает стиснутые и припорошенные складской пылью два десятка книг Гарсиа Маркеса — вот кто деньги гребет лопатой! — семь Альмудены Грандес[9], четыре Гельбенсу[10], много других и ни одной Гойтисоло — нет даже «Возмездия графа дона Хулиана». Филипп Куврер окликает продавца в форменной одежде: