Врачи из ада. Ужасающий рассказ об экспериментах нацистских врачей над людьми - Вивьен Шпиц

на страдания и вечный страх. Среди врачей нацистской Германии лишь единицы полагали, что отказ выполнять приказ заслуживает уважения и вообще может хоть чего-то стоить.

Вместо того чтобы делать свою работу – приносить помощь и успокоение больным – врачи превратились в палачей.

Вместо того чтобы помогать калекам и людям с ограниченными возможностями жить, принимать пищу и обретать надежду на продление жизни, – хотя бы на еще один день, на еще один час, – медицинские работники стали их карателями.

В октябре 1939 года, через несколько недель после начала военных действий, Гитлер издал первый приказ по программе «Gnadentod», то есть «Смерть из жалости». Пятнадцатого числа того же месяца нацисты впервые использовали газ для убийства «пациентов» в Познани (Польша). Однако в самой Германии похожие центры для убийств появились еще за три года до этого. Так, психиатры и врачи прочих специальностей объединились, а духу товарищества и эффективности их совместной работы оставалось только позавидовать. Меньше чем за два года в газовых камерах лишили жизни 70 000 больных людей. Программа «Gnadentod» оказалась настолько успешной, что глава психиатрического отделения больницы вермахта, профессор А. Вюрт, начал беспокоиться: «Если мы устраним всех душевнобольных, кто захочет обучаться в столь активно развивающейся сфере психиатрии?» Программу приостановили лишь после того, как граф Клеменс Август фон Гален, епископ Мюнстера, набрался смелости и произнес с кафедры своего собора направленную против нее проповедь. Иными словами, протест был выражен не кем-то из медиков, а представителем духовенства. В конечном счете общественные настроения несколько изменились: слишком многих немецких семей коснулась эта программа.

Как и фанатичные теоретики нацистской идеологии, врачи-нацисты делали свою работы без малейших зазрений совести.

Они были убеждены, что, помогая Гитлеру реализовывать его расовую политику, вносят вклад в спасение человечества. Рудольф Рамм, именитый врач и главный специалист по медицинской «этике», безо всяких колебаний заявлял, что «только честный и высоконравственный человек может стать хорошим врачом».

Так, доктора, которые пытали, мучили и убивали мужчин и женщин в концентрационных лагерях, руководствуясь «медицинскими» соображениями, не испытывали никаких моральных неудобств. В лабораториях, которые возглавляли врачи, происходившие из лучших семей Германии и окончившие самые престижные университеты, подопытные кролики из рода человеческого – молодые и не очень, ослабшие и еще вполне здоровые пленники – подвергались невыразимым мучениям и пыткам. Как следствие, оставшееся в живых после войны население Германии отказывалось лечиться у каких бы то ни было немецких врачей. Люди боялись. Они помнили других врачей – или, возможно, все тех же.

Немецкие ученые в Равенсбрюке, Дахау, Бухенвальде и Освенциме проводили операции на своих жертвах без использования анестезии в попытке найти лекарства от плохо изученных болезней. Эти исследователи обрекали несчастных на гибель от голода, жажды, холода; они топили их, ампутировали конечности, душили и вскрывали тела, в которых еще теплилась жизнь, ради того, чтобы изучить особенности поведения или просто испытать представителя человеческого рода на прочность.

В результате Нюрнбергского процесса по делу врачей, который состоялся перед Международным военным трибуналом в 1946 году, двадцать три человека получили обвинение в развязывании, руководстве и подготовке преступной деятельности, направленной против узников концентрационных лагерей. Под их руководством действовал целый ряд уважаемых специалистов, вынужденных подчиняться их приказам. Как же они превратились в безжалостных убийц? Я лично встречался только с одним из них: Йозефом Менгеле, который был известен не как врач, а как самый настоящий преступник.

Как и множество других сосланных в лагерь, я увидел его в ночь моего прибытия в Биркенау. Первая мысль, которая пришла мне в голову при взгляде на него: он выглядел элегантно. Я помню его спокойный голос, когда он спрашивал меня о моей профессии и возрасте (предупрежденный другим узником, я прибавил себе пару лет). Перед глазами до сих пор встает его указующий перст – роковой взмах руки, которым он отделял тех, кто будет жить, от тех, кого ждала неминуемая смерть. Имя этого человека я узнал уже позже. О нем ходили леденящие душу слухи. Стоило ему появиться, как Смерть тотчас расправляла свои черные крылья. Все знали, что Менгеле постоянно высматривает близнецов и детей с проблемами позвоночника. В цыганском лагере Менгеле был особенно дружелюбен, внимателен и нежен по отношению к одному мальчику. Он одевал малыша в красивую одежду, давал ему лучшую еду. Это был его любимый пленник. А в ночь ликвидации цыганского лагеря он лично отвел мальчика в газовую камеру.

Встречался ли я с другими врачами? В бараках Буны некоторые из них следили за разделением тех, кому дарили право на жизнь, и тех, кому было суждено умереть. Мне как-то уже доводилось описывать ту тишину, которая воцарялась перед этой процедурой: она наполняла все наше существо. Мы боялись взглянуть друг на друга. И, как это случалось в вечера Йом-Киппура[2], меня преследовало чувство, что мертвые смешались с живыми. Что же касается этих врачей, я не знал, кто они, и уже позабыл их лица.

На протяжении последующих лет, изучая различные архивные документы, посвященные «окончательному решению еврейского вопроса», я осознал, что главенствующая роль в нем была отдана медицине и науке. Эти сферы были неотъемлемой частью системы концентрационных лагерей, а их представители несли не меньшую вину за чудовищные преступления, совершенные на захваченных нацистами территориях Европы из ненависти к евреям и прочим якобы низшим расам и группам населения, чем всевозможные гитлеровские войска и полицейские подразделения. Но, несмотря на это, после поражения Германии в войне врачи-преступники за редкими исключениями спокойно отправились домой, готовые вернуться к своей работе и обычной жизни. Дома их никто не беспокоил, и им ничего не угрожало. Лишь после того как в Иерусалиме начался судебный процесс над Адольфом Эйхманом, немецкое правосудие вдруг вспомнило об их преступлениях. В телефонных книгах полиция легко нашла нужные адреса.

Но если Эйхман повергает нас в шок, то Менгеле вызывает истинное отвращение. Эйхман был довольно заурядным представителем низших слоев общества, не особенно воспитанным и образованным, в то время как Менгеле отучился в университете. Существование Эйхмана заставляет нас усомниться в природных склонностях и складе ума представителей немецкого народа. Одна лишь возможность существования Менгеле ставит под вопрос сами основы немецкого образования и культуры. Если первый олицетворяет Зло на уровне бюрократии, то второй воплощает собой Зло на уровне интеллектуальном. Эйхман отрицал, что является антисемитом, и заявлял о своей невиновности: якобы он всего лишь выполнял приказы. Но что насчет врачей-нацистов? Ни один из них не действовал из принуждения: ни те, кто возглавлял ночную церемонию