Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали) - Лев Токарев

Я был мальчуганом впечатлительным и наблюдательным, всё окружающее впитывал, как губка. Что такое жестокая сталинская власть – очень хорошо помню. Врезался в память эпизод. За деревней в придорожной канаве женщина жнёт серпом траву для своей козы. Подбегает уполномоченный, грубо толкает её, орёт матом – иди работай, а не воруй колхозное добро. Женщина рыдает, жалуется на голодную, смертельную усталость. Но всё – безнадёжно.

Когда дядя нашёл нас и в 47-м году вернул меня в Ленинград, я понял, по контрасту, какое невероятное изобилие всего было здесь по сравнению с деревней. До сих пор помню, как в 84-й школе, куда поступил учиться по приезде, военрук звал меня подкулачником за рассказы о деревенской жизни.

В 49 году понял я горький смысл настоящей сталинской крепостной неволи. Получив паспорт, я сразу же отделился от родной матери невидимой, но неразрушимой стеной. По существующему закону я мог, в принципе, жить везде, где разрешали прописку. Мать же такого права была лишена. У неё не было и не могло быть паспорта. Она стала крепостной, «беспаспортной». Значит – была навечно приписана к деревне, в которую приехала на дачу за неделю до войны. Это тошнотворное чувство зависимости преследовало меня всю жизнь.

Только поступив в ЛЭТИ, и начав подрабатывать в должности лаборанта на кафедре переменных токов, смог посылать несколько десятков рублей стареющей, измотанной жизнью матери, оставшейся в крепостной неволе в деревне.

Конечно, все эти душевные страдания обостряли желание проникнуть в сущность политического и экономического устройства государства и общества в целом. И это желание не давало покоя всю жизнь.

В каком направлении строить свою жизнь? Отец считал, что я должен стать или артистом или художником. Наверно поэтому уже в 7 лет направил меня в художественную школу. Но пришла война, разрушив всё. За неделю до войны, 16 июня мы уехали на дачу, в деревню на правом, высоком берегу Волги. Вот где насмотрелся я просторов в самом центре России! Проснувшись утром и выглянув в окно нашей избушки, я уже включался в широкий до бесконечности мир. Прямо, за зеленью садов, открывался с высокой горы потрясающий вид на Волгу. За величавой ширью воды простирались бескрайние заливные луга, перемежающиеся голубыми старицами, озёрцами, остающимися после ухода весеннего разлива. За лугами террасой поднимался на всю ширину горизонта сосновый бор. За Волгой, между водой и лугами, тянулась на десятки километров полоса песчаных пляжей с жёлтым чистейшим песком, намытым весенним разливом. На горизонте слева, на расстоянии 15 километров виднелись белые стены Казанского кремля. В этом же направлении на горе возвышалась соседняя приволжская деревушка с прелестной белой колокольней на самом возвышенном месте.

Река редко была пустой. То и дело шли вверх и вниз по течению белые трёхпалубные пароходы, шлёпающие плицами, речные трамвайчики, грузовые суда, тянущие вереницы барж. Довольно часто шли огромные плоты.

Уверен, что эти просторы вошли в моё существо, сформировали какую-то важную часть интеллекта, соединили с глубоко волнующей красотой природы. Может быть, поэтому во мне как-то исподволь выросло стремление познавать сущность всего окружающего, причины и следствия, смысл происходящего вокруг. Лет с 15-ти я интуитивно представлял основным занятием в жизни поиск закономерностей.

Ещё в институте вступил в СНО (студенческое научное общество), очень много времени проводил в лаборатории, исследуя процессы в синхронной машине с автоматическим регулятором напряжения. Тогда же стал штатным лаборантом кафедры переменных токов у профессора Берендеева. Освоил все студенческие лабораторные работы, почти три года параллельно с собственной учёбой, вёл занятия со студентами. В то время (начало 50-х годов) всё было строго. Работали от звонка до звонка всё положенное время. Любопытно, что даже молодые преподаватели кафедры, например, Юрий Борисович Мерзлютин, Андрей Семёнович Погодин доверяли мне полностью проведение работ со студентами. Я их просто не видел. Кажется, они в это время проверяли отчёты студентов. Вместе с заведующим лабораторией вёл научноисследовательские работы. Например, исследовали прохождение сигналов по длинной линии, процессы проникновения магнитного поля в ферромагнитную массу и др.

Были, естественно и другие радости студенческой жизни. Запомнилась поездка с группой на Свирскую ГЭС.

Поездка с группой 043 на Свирскую ГЭС. Работа на строительстве 3-го корпуса ЛЭТИ в 1952 году.

Как ни странно, приятно вспомнить работу на строительстве 3-го корпуса института. Может быть потому, что стройка освобождала от занятий. Закончив институт и распределившись в ЦНИИ им. Крылова, я целиком погрузился в исследовательскую работу. Меня бесконечно увлекало прямое, непосредственное соприкосновение с реальной природой. Мурашки по спине ползли от ощущения, что видимое на экране осциллографа не что-то выдуманное, а происходящее реально в частице вселенной, по каким-то неведомым причинам. Воспринимать сам факт абсолютной независимости происходящего от всех нас было просто захватывающе! Конечно, нас всех учили, что процессы в природе, да и в государстве, происходят по какимто определённым законам, что можно изменять законы, подчинять их каким-то требованиям человека. Сталин преобразовывал климат и сельское хозяйство лесополосами, идеей переброски русла рек, Лысенко сельскохозяйственными опытами демонстрировал возможность изменения растений, поднимал, будто бы, урожайность своими какимито искусственными методами.

Но я-то чувствовал, что это неестественно, это насилие над природой. Невообразимо огромная субстанция – природа существует сама по себе, и абсолютно глупо верить тому, что на неё можно хоть как-то влиять. В то же время познавать её, ощущать её присутствие, например, в качаниях стрелки амперметра и вольтметра, колебаниях дрожащей, скачущей линии луча осциллографа захватывающе интересно! Считать, что природа живёт по каким-то навязанным ей откуда-то законам – абсолютно глупо. Она, природа, есть – и всё тут. А уж как вы соберёте свои ощущения от проявлений природы и как сформируете комплексы этих ощущений в какие-то законы – это сугубо ваше дело. Самой природе это абсолютно безразлично. С того времени я на всю жизнь принял правило – любое познание, любые расчёты, любые выводы дифференциальных уравнений выполнять исключительно на основе проявлений природы, называемых законами физики. Всяческие выдумки и ухищрения помимо законов вызывают у меня неприятие, даже раздражение. Пока не было ни одного случая, когда бы этот метод мышления и созидания меня подвёл.

50 лет сохраняю в памяти те прекрасные времена, когда воспринимая всё с юношеской свежестью, с громадным сожалением поздними вечерами вынужден был отрываться от лаборатории и ехать домой (по прекраснейшей части Ленинграда, от Суворовского проспекта вблизи Смольного до Казанского собора). Ехать с мыслью, что утром снова встречусь, буду общаться с самой Природой.