Зигзаг - Хосе Карлос Сомоса

Она полностью ошибалась, и пребывать в заблуждении ей оставалось всего лишь чуть больше шести минут.

Элиса была замечательным преподавателем, окруженным некой аурой. В университетах бывают преподаватели и студенты, о которых слагаются легенды, и загадочная фигура Элисы Робледо скрывала в себе некую тайну, которую все хотели разгадать.

В какой-то мере «тайна Элисы» не могла не возникнуть: она была молодой одинокой женщиной с длинными волнистыми черными волосами, ее лицо и тело органично смотрелись бы на обложке любого журнала мод, но при этом она обладала аналитическим складом ума и поразительной способностью к проведению расчетов и абстрактному мышлению — качествами, столь необходимыми в холодном мире теоретической физики, где царят корифеи науки. На физиков-теоретиков смотрят с уважением и даже с благоговением. От Эйнштейна до Стивена Хокинга физики-теоретики являлись для непросвещенной толпы признанным и благословенным воплощением физики. Хотя темы, которыми они занимались, были заумны и практически непостижимы для большинства людей, они впечатляли. Обычно их считали прототипом холодного и хмурого гения.

Однако никакой холодности в Элисе Робледо не было: она вся горела страстью к преподаванию, и это завораживало студентов. Помимо того, она была чудесным педагогом и любезной и внимательной коллегой, всегда готовой помочь в беде. С виду ничего в ней странного не было.

И это-то и было самым удивительным.

Все сходились на том, что Элиса слишком совершенна. К примеру, слишком умна и ценна с профессиональной точки зрения для того, чтобы работать на незначительной кафедре физики, предмета, считавшегося необязательным для ориентированных на практические потребности предпринимательской деятельности студентов университета имени Алигьери. Ее товарищи по работе были уверены, что она могла бы получить любую другую должность, например, в Высшем совете по научным исследованиям или преподавательское место в каком-нибудь государственном университете, или высокий пост в престижном зарубежном заведении. Казалось, что в университете Алигьери таланты Элисы пропадают зря. С другой стороны, никакая теория (а физики очень любят всякие теории) не могла убедительно объяснить тот факт, что в свои тридцать два, почти тридцать три года (тридцать три ей должно было исполниться в следующем месяце, в апреле) Элиса не замужем, не имеет близких друзей и выглядит счастливой, словно получила все, чего ждет от жизни. Ухажеров (да и ухажерок) за ней не знали, а круг ее друзей ограничивался товарищами по работе, хотя она никогда не встречалась с ними в свободное время. Она не кичилась, не вела себя заносчиво, хоть и обладала удивительно привлекательной внешностью, которую подчеркивала любопытным подбором модной одежды, придававшей ей несколько провокационный вид. Но казалось, что на ней эта одежда не предназначена для привлечения внимания или обольщения бесчисленных мужчин, оглядывавшихся ей вслед. Она говорила только о работе, была вежлива и всегда улыбалась. «Тайна Элисы» казалась непроницаемой.

Иногда что-то в ней вызывало беспокойство. Трудно было сказать, что именно — возможно, взгляд, какой-то отблеск, затерянный в глубине ее карих зрачков, или тот незримый осадок, который оставался у человека, обменявшегося с ней парой слов. Те, кто знал ее ближе всех — ее коллега, преподаватель Виктор Лопера или Норьега, завкафедрой, — думали, что, пожалуй, оно и к лучшему, если тайна Элисы навсегда останется тайной. Есть люди, которых по какой-то причине нельзя забыть, даже если они особо ничего не значили в нашей жизни и о них у нас осталась лишь пара мелких воспоминаний. Элиса Робледо была именно таким человеком, и всем хотелось, чтобы такой она и оставалась.

Очевидным исключением был Виктор Лопера, тоже преподававший теоретическую физику в университете имени Алигьери, один из немногих настоящих друзей Элисы, которого иногда охватывало резкое желание найти объяснение ее тайне. Такое желание находило на Виктора уже неоднократно; в последний раз это случилось год назад, в апреле 2014-го, когда на кафедре решили устроить Элисе сюрприз в честь ее дня рождения.

Идею подала Тереса, секретарь Норьеги, но поучаствовать в празднике захотели все сотрудники кафедры и даже некоторые студенты. Они с энтузиазмом готовились целый месяц, словно считая, что так они смогут прорваться сквозь магический круг Элисы и коснуться ее ускользающей сущности. Они купили свечки с цифрами три и два, торт, воздушные шарики, большущего плюшевого мишку, а завкафедрой расщедрился на несколько бутылок шампанского. Все закрылись в комнате для преподавателей, быстро украсили ее, задернули шторы и выключили свет. Когда Элиса пришла в корпус, удачно подвернувшийся вахтер сообщил ей о «срочном собрании». Все ждали, затаившись в темноте. Дверь открылась, на пороге показался силуэт нерешительно застывшей Элисы с длинными черными волосами, в коротком топе и обтягивающих брюках. Тогда все захлопали и засмеялись, и зажгли свет, а тем временем Рафа, один из ее любимых учеников, снимал растерянное лицо молодой преподавательницы на видеокамеру, размер которой ненамного превышал размер широко распахнутых глаз Элисы.

В общем, праздник завершился быстро и никак не помог проникнуть в «тайну Элисы»: Норьега произнес прочувствованную речь, спели обычные песенки, Тереса помахала перед камерой шутливым плакатом, который нарисовал ее брат художник, с карикатурными портретами Исаака Ньютона, Альберта Эйнштейна, Стивена Хокинга и Элисы Робледо, уминающих куски одного торта. Все смогли продемонстрировать Элисе свое хорошее отношение и показать, что с удовольствием принимают ее как есть, не прося взамен ничего, кроме того, чтобы она и дальше оставалась той манящей тайной, к которой уже все привыкли. Элиса, как всегда, была само совершенство: на лице соответствующая моменту смесь удивления и радости, даже немного растерянности в уголках глаз. На видеозаписи благодаря роскошной фигуре, очерченной топом и брюками, она могла бы сойти за студентку или, к примеру, за ведущую какого-нибудь стильного мероприятия… или за порнозвезду с первым «Оскаром» в руках, как нашептывал своим друзьям в студгородке Рафа: «Эйнштейн и Мэрилин Монро наконец-то воплотились в одной особе».

Однако внимательный наблюдатель смог бы заметить в этой записи нечто, не укладывающееся в привычную схему: вначале, в тот миг, когда зажегся свет, лицо Элисы было другим.

Никто толком на это внимания не обратил — в конце концов, кому интересно дотошно изучать запись чужого дня рождения. Но Виктор Лопера уловил эту стремительную и столь важную перемену: когда в комнате зажгли свет, на лице Элисы не было растерянности, обычной для удивленного человека, на нем отражались гораздо более сложные и бурные эмоции. Конечно, они длились какие-то десятые доли секунды, потом Элиса снова улыбнулась, и к ней вернулся идеальный вид. Но в этот крошечный промежуток времени ее красота размылась совсем другим выражением. Все, кто видел запись, кроме Лоперы, смеялись, «как здорово она испугалась». Лопера заметил нечто большее. Что? Точно сказать он не мог. Возможно, раздражение от того, что показалось его подруге неудачной шуткой, или проявление крайней застенчивости, или что-то другое.

Возможно, страх.

Только Виктор, человек умный и наблюдательный, задумался над тем, что же ожидала увидеть Элиса в темной комнате. Чего она так «здорово испугалась» в темноте до того, как зажегся свет и послышались смех и аплодисменты, — она, эта далекая, прекрасная, идеальная госпожа Робледо. Он бы все на свете отдал, чтобы это узнать.