Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен

на съезде, который должен был состояться в Мелёне. Согласованные условия проведения съезда говорили о взаимном недоверии сторон. Каждая из них считала, что другая стремится силой захватить власть над королевской семьей. Король, Дофин и их арманьякские министры должны были находиться в Мелёне по защитой до 300 вооруженных людей, а королева и Иоанн Бесстрашный — таким же количеством. Нейтральный корпус из 400 человек под командованием назначенного представителя каждой из сторон должен был быть под рукой, чтобы предотвратить нападение любой из сторон. Сложные вопросы будущего доступа к королю, назначений на государственные должности и законности действий королевы после ее освобождения из заключения в Туре должны были решаться королем по совету королевы, Дофина, герцога Бургундского и королевских принцев и советников, очевидно, на том же съезде. Тем временем от герцога ожидалось, что он будет вести себя как верный вассал короны, но в чем именно это выражалось, не уточнялось. Не было твердого обязательства, что Иоанн Бесстрашный объединит свои силы с арманьяками против англичан[699].

Герцог и королева ратифицировали эти предложения в течение следующих нескольких дней. Но хотя эти условия почти ничего не решали, они вызвали раскол в рядах арманьяков. Большая часть королевского совета была "за". Епископ Парижский Жерар де Монтегю стал лидером этой части. Дофин был склонен на их сторону. Формальное согласие короля было получено. Но граф Арманьяк и Таннеги дю Шатель отвергли эти предложения. По их мнению, как только герцогу и королеве будет разрешен доступ к королю и Дофину, даже под строгим контролем, их дело будет проиграно. Должно быть, так же считал и Иоанн Бесстрашный, иначе он вряд ли бы ратифицировал условия. Возражения графа Арманьяка поддержали ведущие арманьякские капитаны и некоторые государственные деятели. Канцлер, Анри де Марль, заявил, что он никогда не поставит печать на договоре. Если король действительно считает, что договор хорош, он может сам скрепить его Большой печатью. Жерар де Монтегю и его союзники были полны решимости обойти возражавших. Они убедили Дофина созвать Большой Совет, чтобы обойти противников и утвердить условия договора. Совет, в который вошли все дворяне Парижа и значительное число духовенства, чиновников и видных горожан, собрался в Лувре 26 мая. Поняв, что проиграл, Бернар Арманьяк объявил всех присутствующих предателями и отказался от участия в Совете. Совет отмахнулся от его возражений и большинством голосов одобрил условия составленные легатом. Они были оглашены со ступеней Шатле 27 мая под привычный звон колоколов и уличные гулянья. Но в результате все опять зашло в тупик. Документ не удалось скрепить печатью. Граф Арманьяк проигнорировал его. Его гарнизон из гасконцев и бретонцев продолжал выполнять его приказы. Такова была ситуация в конце мая 1418 года, когда жестокое восстание в Париже свело на нет всю работу миротворцев[700].

* * *

Ворота Бюси, иногда называемые воротами Сен-Жермен, был укрепленным местом в старой стене Филиппа II Августа, защищенным подъемным мостом и фланкированным двумя массивными башнями. Ворота находились на территории современного 6-го округа Парижа, где улица Сент-Андре-дез-Арт пересекается с улицей Дофин. В 1418 году ворота открывали выход на большое открытое пространство, где возле близлежащего аббатства Сен-Жермен-де-Пре взимали плату за въезд в город и находился позорный столб. Около двух часов ночи 29 мая подъемный мост был опущен, а ворота открыты стражей, чтобы впустить несколько сотен солдат под командованием бургиньонского капитана Понтуаза Жана де Вилье де Л'Иль-Адана. Он несколько дней замышлял переворот с группой своих друзей и родственников в городе. Заговорщики нашли множество сторонников среди парижан, раздраженных упрямством графа Арманьяка и поведением его войск. Провал переговоров в Ла-Томбе предвещал новый раунд конфискаций, специальных налогов и принудительных займов. Более богатые горожане и духовенство, которые годами не высовывались из страха перед новым восстанием кабошьенов, начали чувствовать на себе, что правительство графа Арманьяка еще хуже. Заговорщики установили контакт с Перрине ле Клерком, молодым человеком, которого недавно избили на улице люди арманьякского советника. Его отец, богатый торговец железом владевший лавками на Новом мосту, был смотрителем ворот Сен-Жермен и местным капитаном стражи. Перрине с полудюжиной компаньонов тайно посетил Жана де Вилье в Понтуазе и предложил украсть ключи у своего отца и открыть ворота. Жан де Вилье командовал в Понтуазе большим отрядом в гарнизоне. Для пополнения своих рядов он привлек еще двух капитанов из бургиньонских гарнизонов на Сене: Клозе де Бовуара, сеньора де Шастелю, и Ги Ле Во де Бара. Они назначили ночь с 28 на 29 мая для реализации заговора, когда Перрине и его друзья должны были нести караульную службу у ворот[701].

Войдя в открытые ворота, бургиньоны стремительно пронеслись по тихим улицам левого берега, пересекли остров Сите и оказались на площади у Шатле, где их уже ждали сотни вооруженных парижан. Они разделились на несколько групп и разошлись по городу с криками: "К оружию!" "Бургундия и мир!" и "Да здравствует король и герцог Бургундский!". По всему городу тысячи людей просыпались и выходили на улицы, надевая кресты Святого Андрея на старинные кирасы и беря в руки ржавые мечи или грубые деревянные дубины. Гарнизон Парижа, похоже, был рассеян по своим жилищам и не смог вовремя сосредоточиться, чтобы остановить их. Бургиньоны направились прямо к отелю Сен-Поль в сопровождении отряда профессиональных солдат и шумной толпы горожан. Король был наспех одет своими приближенными и введен в одну из аудиенц-залов, чтобы принять их. Он почти не понимал, что происходит. Узнав, что они прибыли по поручению герцога Бургундского, король со спокойным радушием осведомился о здоровье своего кузена Бургундского и спросил, почему тот так долго не приезжал к нему. Однако в суматохе бургиньонам не удалось завладеть Дофином. Это была роковая ошибка. В условиях, когда Карл VI был уже не более чем тенью короля, молодой принц представлял собой будущее и единственную перспективу арманьяков на политическое выживание. Дофин жил неподалеку, в особняке на улице Пети-и-Мюссе. Таннеги дю Шатель, единственный из арманьяков, сохранивший присутствие духа, помчался к жилищу Дофина. Подняв полуголого мальчика с кровати, он накрыл его простыней и незаметно вынес из задней двери дома через дворцовые сады. Маленькая группа выбралась на улицу и дошла до Бастилии. Оттуда Таннеги послал гонца к капитану Сен-Дени с приказом срочно прибыть со всеми своими людьми.

Но было уже поздно. К моменту прибытия солдат горожане уже овладели улицами. Большая часть населения Парижа, включая женщин и детей, священников и монахов, не спала и слонялась по городу. В течение следующих нескольких часов группы вооруженных людей направились к особнякам ведущих арманьякских капитанов, советников и