Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот - Май Шёвалль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гурли Лёфгрен умерла в 1966 году в возрасте 47 лет.
В начале марта 1967 года Йёранссон познакомился с Магдаленой Русен (Белокурая Малин) и жил у нее на Арбетаргатан, 3, до 29.08.1967. С начала сентября до середины октября того же года жил в квартире Суне Бьёрка.
В октябре-ноябре дважды проходил курс лечения в больнице Святого Йорана[177] в связи с болезнью (гонореей).
Мать, которая вторично вышла замуж, с 1947 года живет в Хельсинки. О смерти сына ей сообщили по почте, в письме.
Русен утверждает, что у Йёранссона всегда были деньги, однако не знает, где он их доставал. По ее мнению, наркотиками он не торговал и вообще никакой подобной деятельностью не занимался».
Рённ перечитал свое сочинение. Он писал таким бисерным почерком, что все поместилось на четвертушке листа бумаги. Он сложил листок, убрал его в папку, положил блокнот в карман и отправился на встречу с Суне Бьёрком.
Девушка с баржи ждала его на Марияторьет возле газетного киоска.
– Я туда не пойду, – предупредила она. – Но я поговорила с Суне. Он знает, что вы придете. Надеюсь, я не совершаю глупость. Не люблю зря трепать языком.
Она дала ему адрес на Тавастгатан и ушла.
Суне Бьёрк оказался моложе, чем ожидал Рённ. Ему могло быть лет двадцать пять. Выглядел он довольно приятно, носил светлую бородку. Ничто не выдавало в нем наркомана. Рённ задумался над тем, что могло связывать его с гораздо более старшим и опустившимся Йёранссоном.
Квартира состояла из комнаты и кухни и была скудно обставлена. Окно выходило в замусоренный двор. Рённ сел на единственный стул, а Бьёрк – на кровать.
– Я слышал, что вас интересует Ниссе. Должен сказать, что мне не так уж много известно. Но я подумал, что вы, по крайней мере, могли бы забрать его вещи. – Бьёрк наклонился и вытащил из-под кровати картонную коробку. – Он это оставил. Часть вещей он забрал, когда переезжал отсюда, а здесь в основном одежда. Так, тряпки, которые ничего не стоят.
Рённ поднял коробку и поставил ее рядом со стулом.
– Не могли бы вы сказать, с какого времени вы знаете Йёранссона, где и когда познакомились и почему пустили его к себе жить?
Бьёрк уселся поудобнее, закинул ногу на ногу.
– Конечно, – сказал он. – А сигаретой не угостите?
Рённ достал пачку. Бьёрк оторвал фильтр и закурил.
– Все было очень просто. Я пил пиво в погребке «У францисканцев»[178], а рядом со мной сидел Ниссе. Раньше я его никогда не видел, но у нас завязался разговор, и Ниссе угостил меня вином. Я понял, что он свой парень, поэтому, когда заведение закрылось и он сказал, что ему негде ночевать, я пригласил его к себе. В тот же вечер мы подружились, а на следующий день он вытащил меня в ресторан, и мы неплохо посидели там. Кажется, это было третьего или четвертого сентября.
– Вы сразу заметили, что он наркоман? – спросил Рённ.
Бьёрк покачал головой.
– Не сразу. Но как-то утром, спустя несколько дней, он достал шприц, и я понял, что он наркоман. Да, он и мне предложил, но я наркотиков не употребляю.
Бьёрк подвернул рукава рубашки выше локтей. Рённ окинул опытным взглядом его руки и убедился, что он, скорее всего, говорит правду.
– У вас тут не так уж много места. Почему же вы разрешили ему жить здесь так долго? Он платил за квартиру?
– Я считал его хорошим парнем. Так прямо за ночлег он не платил, но деньги у него водились, и он всегда покупал продукты и прочее.
– Откуда у него были деньги?
– Этого я не знаю. Да меня это и не касалось. Во всяком случае, он не работал.
Рённ снова посмотрел на руки Бьёрка, черные от въевшейся в них грязи.
– А вы где работаете?
– Я автомеханик, – сказал Бьёрк. – Может, мы поспешим, а то у меня скоро свидание с подругой. Что вы еще хотите знать?
– О чем он говорил? Он рассказывал что-нибудь о себе?
– Говорил, что плавал на море, но это было давно. Еще говорил о женщинах. Особенно об одной, с которой он жил не так давно и с которой у них что-то не сложилось. Говорил, что она ему была лучше матери. – Он помолчал. – С матерью трудно кого-нибудь сравнивать, – грустно добавил он. – А так, вообще, он не слишком любил рассказывать о себе.
– А когда он съехал отсюда?
– Восемнадцатого октября. Помнится, было воскресенье, день его именин. Он забрал почти все свои вещи. Осталось только это. Все его пожитки могли бы поместиться в багажнике машины. Он сказал, что нашел себе жилье, и обещал через несколько дней заскочить. – Бьёрк затушил сигарету в стоящей на полу чашке. – А потом я уже не видел его. Сиван сказала, что он умер. Он действительно был одним из тех, в автобусе?
Рённ кивнул.
– И вы не знаете, где он потом находился?
– Понятия не имею. У меня он больше не появлялся, и я не знаю, куда он подевался. Здесь, у меня, он познакомился со многими моими приятелями, а из его друзей я так никого и не видел. И вообще мне мало что о нем известно.
Бьёрк встал, подошел к висящему на стене зеркальцу и причесался.
– Вы уже установили, кто это был? Я имею в виду того, из автобуса.
– Пока нет.
Бьёрк начал переодеваться.
– Надо прифрантиться, – сказал он. – Подружка ждет.
Рённ взял коробку и направился к двери.
– Значит, вы не имеете ни малейшего понятия, куда он подевался после восемнадцатого октября?
– Я ведь уже сказал, что нет. – Бьёрк достал из комода чистую рубашку и оторвал наклейку прачечной. – Я знаю только одно, – добавил он.
– Что?
– Что в последние недели перед уходом Ниссе был ужасно нервный. Какой-то затравленный.
– А вы не знаете причину?
– Нет.
Вернувшись в свою пустую квартиру, Рённ отправился в кухню и вывалил содержимое коробки на стол. Потом стал внимательно осматривать содержимое предмет за предметом, возвращая в коробку уже обследованное.
Старая фуражка с потрескавшимся козырьком, пара кальсон, некогда белых, измятый галстук