Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот - Май Шёвалль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый был занят своим участком работы.
В понедельник Мартин Бек встал в половине седьмого после почти бессонной ночи. Он плохо себя чувствовал, а от шоколада, который он выпил на кухне за компанию с дочкой, лучше ему не стало. Остальные члены семьи еще не появились. Жена особенно крепко спала под утро, а сын, который всегда просыпался с трудом, вероятно, унаследовал эту черту от нее. Одна Ингрид вставала в половине седьмого, и без четверти восемь за ней уже закрывалась входная дверь. Всегда. Инга считала, что по ней можно сверять часы.
Инга явно испытывала слабость к штампам. Можно было составить список фраз и оборотов, которыми она обычно пользовалась, и продать его как пособие для исписавшихся журналистов. Что-то вроде шпаргалки. Книга могла называться: «Умеешь говорить – умеешь писать».
Вот о чем размышлял Мартин Бек.
– О чем ты думаешь, папа? – спросила Ингрид.
– Ни о чем, – машинально ответил он.
– Я с весны не видела, чтобы ты смеялся.
Мартин Бек оторвал взгляд от клеенки, на которой были изображены танцующие гномы, и попытался с улыбкой посмотреть на дочь. Ингрид, конечно, прекрасная девушка, но это не повод для смеха. Дочь встала и пошла за учебниками. Когда отец надел пальто и шляпу, она уже ждала его, держась за дверную ручку. Он взял у нее портфель. Это был старый, потертый кожаный портфель, облепленный цветными наклейками с эмблемой ООН.
Это тоже была традиция. Он нес портфель Ингрид точно так же, как десять лет назад, когда она в первый раз пошла в школу. Разница состояла лишь в том, что тогда он держал ее за руку. Маленькую, горячую и вспотевшую ручку, дрожащую от волнения и страха. Когда он перестал водить ее за руку? Он не помнил.
– В сочельник ты точно будешь смеяться, – сказала она.
– Неужели?
– Да. Когда увидишь мой рождественский подарок. – Она нахмурила брови и добавила: – Я даже не представляю себе, как можно не смеяться.
– Кстати, а какой подарок хотела бы получить ты?
– Лошадь.
– А где ты ее поставишь?
– Не знаю. Но мне хочется иметь лошадь.
– Знаешь, сколько она стоит?
– К сожалению, знаю.
Они попрощались.
На Кунгсхольмсгатан его ждали Гунвальд Ларссон и расследование, которое даже при всем желании нельзя было назвать профессиональным. Хаммар был настолько тактичен, что не далее как вчера сказал об этом.
– А как там с алиби у Туре Ассарссона? – поинтересовался Гунвальд Ларссон.
– Алиби Туре Ассарссона является одним из самых неуязвимых в истории криминалистики, – сказал Мартин Бек. – В тот самый момент он произносил речь в присутствии двадцати пяти человек. И находился в Сёдертелье, в «Стадс-отеле».
– Ага, – печально принял к сведению Гунвальд Ларссон.
– Кроме того, с твоего позволения, выглядит не очень логичным предположение, будто бы Йёста Ассарссон не заметил родного брата, садящегося в автобус с автоматом под плащом.
– Кстати, насчет плаща, – сказал Гунвальд Ларссон. – Он должен был быть очень просторным, если под ним удалось спрятать тридцать седьмую модель «Суоми». Скорее всего, автомат лежал в чемоданчике.
– Тут ты прав.
– Да, иногда и я бываю прав.
– Нам просто повезло, – сказал Мартин Бек, – что вчера вечером ты оказался прав. В противном случае хорошо бы мы сейчас выглядели. – Он ткнул в сторону собеседника сигаретой и добавил: – Но в один прекрасный день, Гунвальд, ты влипнешь в нехорошую историю.
– Не думаю, – ответил Ларссон и, тяжело ступая, вышел из кабинета. В дверях он столкнулся с Кольбергом, который торопливо уступил ему дорогу и, обернувшись на широкие плечи Ларссона, спросил:
– Ну, как наш живой таран? Раздосадован?
Мартин Бек кивнул. Кольберг подошел к окну.
– Черт бы побрал все это, – вздохнул он.
– Она по-прежнему живет у вас?
– Да, – ответил Кольберг. – Но только не говори: «Так, значит, ты устроил себе гарем», потому что герр Ларссон уже так высказался.
Мартин Бек чихнул.
– Будь здоров, – сказал Кольберг. – Я еле сдержался, чтобы не выбросить его в окно.
Мартин Бек подумал, что Кольберг, наверное, один из немногих, кто способен на что-либо подобное.
– Спасибо, – сказал он.
– За что?
– Ты ведь сказал: «Будь здоров».
– Верно. Мало кто знает, что нужно благодарить. У меня как-то был такой случай. Один фоторепортер избил свою жену и выгнал ее голую на мороз, потому что она не поблагодарила его, когда он сказал ей: «Будь здорова». Это было в канун Нового года. Конечно, он был пьян. – Кольберг немного помолчал, а потом медленно сказал: – Из нее больше ничего не вытянешь. Я имею в виду Осу.
– Мы уже знаем, чем занимался Стенстрём, – сказал Мартин Бек.
Кольберг с изумлением уставился на него.
– Знаете?
– Да. Он занимался убийством Тересы. Это совершенно ясно.
– Тересы?
– Да. Тебе не приходило в голову?
– Нет, – сказал Кольберг. – Не приходило, хотя я просмотрел все дела за последние десять лет. Почему ты ничего мне не говорил?
Мартин Бек задумчиво смотрел на него, грызя кончик авторучки. Они думали об одном и том же. Кольберг выразил их мысли словами:
– Видно, не все можно передать с помощью телепатии.
– Вот именно, – отозвался Мартин Бек. – Кроме того, дело об убийстве Тересы – шестнадцатилетней давности. И ты никогда не участвовал в том расследовании. По-моему, единственный, кто его помнит, – это Эк.
– А ты уже изучил дело?
– Нет. Только перелистал. Там две тысячи страниц протоколов. Все документы находятся на Вестберга-алле. Едем туда?
– Да. Нужно освежить это дело в памяти.
В машине Мартин Бек сказал:
– Ты все-таки, наверное, помнишь суть дела, чтобы понять, почему Стенстрём занялся именно Тересой?
– Да, – кивнул Кольберг. – Потому что оно было самым трудным из всех, которыми он мог заняться.
– Да. Оно было самым запутанным и необъяснимым. Он хотел показать всем, на что способен.
– И позволил застрелить себя, – бросил Кольберг. – О черт! Какая же между этими делами связь?
Мартин Бек не ответил, и больше они уже не разговаривали. Только после того, как они приехали на Вестберга-алле, остановились перед зданием полиции и вышли под снег с дождем, Кольберг сказал:
– А можно ли раскрыть дело Тересы? Теперь, через столько лет?
– Мне это трудно себе представить, – ответил Мартин Бек.
25
Пыхтя и вяло, без всякой системы Кольберг просматривал ворох подшитых рапортов.
– Наверное, понадобится неделя, чтобы все это разобрать, – сказал он.
– Как минимум. Главные обстоятельства тебе известны?
– Нет. Даже в общих чертах.
– Здесь где-то имеется резюме. Впрочем, я сам вкратце расскажу тебе об этом деле.
Кольберг выразил согласие. Мартин Бек, роясь в бумагах, сказал:
– Данные ясные и однозначные. Очень простые. В этом-то и