Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

Он считал, что на прогулках сможет побольше узнать о Туон, – за игрой в камни она не очень-то много говорила, – но у нее была манера не обращать внимания на его вопросы или менять тему разговора, обычно переключаясь на него.

– Двуречье – это сплошные леса и фермы, – говорил он, когда они шли по главной улице лагеря. Тучи скрывали луну, и разноцветные фургоны стояли неразличимыми черными массами в окружающем мраке, а помосты для представлений по сторонам улицы были не больше, чем тенями. – Все выращивают табак и пасут овец. Мой отец занимается еще и коровами, а еще торгует лошадьми, но по большей части это табак и овцы, от одной границы до другой.

– Твой отец торгует лошадьми, – промурлыкала Туон. – А чем занимаешься ты, Игрушка?

Он бросил взгляд через плечо на двух женщин, которые призрачными тенями маячили шагах в десяти позади. Сеталль вряд ли была настолько близко, чтобы расслышать, если он понизит голос, и он решил быть честным. С другой стороны, в лагере было тихо и темно, как на кладбище. Сеталль могла и услышать, а она знала, что он делал в Эбу Дар.

– Я игрок, – сказал он.

– Мой отец называл себя игроком, – тихо проговорила Туон. – Он погиб из-за неверной ставки.

Ну и как понять, что это могло значить?

В другой раз, когда они шли вдоль клеток с животными, каждая из которых занимала целый фургон, он спросил ее:

– Что ты делаешь, чтобы развлечься, Туон? Просто потому, что тебе это нравится? Кроме игры в камни? – Он почти чувствовал, как Селусия рассердилась в тридцати футах от них из-за того, что он назвал ее по имени, но Туон, казалось, не обратила внимания. Ему показалось, что не обратила.

– Я дрессирую лошадей и дамани, – ответила она, вглядываясь в клетку со спящим львом. Животное казалось лишь большой тенью, лежащей на соломе позади толстых прутьев решетки. – У них действительно черная грива? Во всем Шончан нет ни одного льва с черной гривой.

Она дрессирует дамани? Чтобы развлечься? О Свет!

– Лошадей? А каких лошадей? – Проклятье, если она дрессирует дамани, это могут быть и боевые кони. Просто чтобы развлечься.

– Госпожа Анан говорила мне, что ты большой негодяй, Игрушка. – Ее тон был прохладным, но не холодным. Сосредоточенным. Она повернулась к нему, ее лицо было скрыто в тени капюшона. – Скольких женщин ты целовал?

Лев проснулся и кашлянул; от этого могучего звука у любого встали бы дыбом волосы. Туон даже не моргнула.

– Похоже, опять дождь собирается, – неуверенно сказал Мэт. – Селусия с меня шкуру спустит, если я верну тебя ей вымокшей.

Он услышал, как она тихо засмеялась. Что такого он сказал смешного?

Разумеется, была и цена, которую он должен заплатить. Может быть, все складывалось так, как он хотел, может, нет, но когда ты считаешь, что да, всегда приходится платить.

– Они болтают как стая сорок, – жаловался он Эгинин. Вечернее солнце стояло над горизонтом – красно-золотой шар, наполовину скрытый тучами, отбрасывающий на стоянку балагана косые тени. Дождя не было, в кои-то веки, и, несмотря на холод, они сидели под своим зеленым фургоном, играя в камни, на виду у любого, кто станет проходить мимо. Многие и проходили, мужчины, спешащие доделать свои дела, ребятишки, ловящие последнюю возможность погонять обруч по грязным лужам или покидать мяч, пока не наступила темнота. Женщины, придерживавшие свои юбки, проходя, кидали взгляд на фургон, и даже когда они были в капюшонах, Мэт досконально знал, какое выражение было на их лицах. Вряд ли хоть одна женщина в лагере станет теперь говорить с Мэ-том Коутоном. Он в раздражении загремел черными камнями, которые держал в левой руке. – Когда мы доберемся до Лугарда, они получат свое золото. Это все, о чем им надо беспокоиться. Почему они суют свой нос в мои дела?

– Ты не должен их винить, – протянула Эгинин, изучая доску. – Предполагается, что ты и я – сбежавшая парочка, и тем не менее ты больше времени проводишь с… ней, чем со мной. – Ей по-прежнему было трудно не называть Туон Верховной Леди. – Ты ведешь себя так, словно ухаживаешь за ней. – Она протянула руку, чтобы положить свой камень, но остановилась с рукой, занесенной над доской. – Но ты ведь не думаешь, что она завершит обряд, правда? Вряд ли ты настолько глуп.

– Какой обряд? О чем ты говоришь?

– Ты трижды назвал ее своей женой той ночью, в Эбу Дар, – медленно проговорила она. – Ты что, действительно не знаешь? Женщина три раза называет мужчину своим мужем, а мужчина три раза называет женщину своей женой, и тогда они считаются женатыми. Обычно добавляются еще благословения, но именно то, что они говорят это перед свидетелями, делает это свадьбой. Ты не знал этого?

Мэт засмеялся и пожал плечами, шеей ощущая нож, висящий у него сзади. Хороший нож придает человеку чувство уверенности. Но его смех прозвучал хрипло.

– Но она-то ничего не говорила. – Еще бы, ведь он как раз в это время засовывал кляп ей в рот, чтоб ему сгореть! – Так что, что бы я ни сказал, это ничего не значило. – Но он уже знал, что собиралась сказать ему Эгинин. Он знал это так же хорошо, как то, что вода мокрая. Ему уже не раз говорили, на ком он собирается жениться.

– С Высокородными все обстоит немного иначе. Иногда знатный лорд с одного конца Империи женится на знатной леди с другого конца. Брак по договоренности. В Императорской семье не бывает других браков. Иногда они не могут дожидаться, пока встретятся, и тогда она признает брак там, где находится она, а он – там, где находится он. В случае, если они оба произносят это в присутствии свидетелей и между их заявлениями проходит не больше года и одного дня, такой брак считается действительным. Ты правда не знал?

В чем бы там Мэт ни был уверен, но камни высыпались из его руки, раскатившись по всей доске. Треклятая девчонка знала! Может быть, она считала все это просто приключением, какой-то игрой. Может быть, для нее быть похищенной – такое же развлечение, как тренировать лошадей или трижды проклятых дамани! Но он знал, что он – рыба, ждущая, пока она забросит удочку.

Два дня он не заходил в лиловый фургон. Нет смысла спешить – треклятый крючок уже засел в его глотке, и он сам засадил его туда, – но это еще не значит, что он должен глотать эту штуковину. Вот только он понимал, что это – лишь вопрос того, когда она решит потянуть за леску.

Как бы медленно ни двигал балаган, в конце концов он достиг переправы через Элдар между Алкиндаром на западном берегу и Кораменом на восточном. Это были чистенькие небольшие городки с крытыми черепицей каменными зданиями, при каждом городке имелось с полдюжины каменных пристаней. Солнце взобралось уже высоко, небо было почти совершенно чистым, а если на нем и показывались облака, то они были белыми, как только что отмытая шерсть. Может, сегодня дождя не будет. Это был очень важный перекресток путей; у некоторых из причалов стояли торговые корабли, приплывшие сверху по реке, а между городами неспешно передвигались большие паромы, похожие на баржи. Шончан, очевидно, тоже понимали значимость переправы. На окраинах обоих городов располагались их военные лагеря, и судя по тому что вокруг лагерей начинали возводиться каменные стены, а внутри росли каменные постройки, они не имели намерения вскоре покидать это место.