Голод Рехи - Мария Токарева

Лартом – на первом, Лойэ с Санарой – на втором. Снова разделенные, разрубленные. Да не мечом. Убивало сознание, что это случилось по их вине, по их недосмотру. Каждый обвинял себя.

– Рехи, а ты не думал, что я без тебя умру от тоски? А? Мы же столько раз друг друга вытаскивали! – спрашивал Ларт. Они застыли с Рехи друг напротив друга на лавках по разные стороны стола. Не рядом, как раньше.

– Ты сам говорил, что я должен дойти до Цитадели. В Бастион мы зря пошли. Я должен был сразу пойти в Цитадель. Лойэ с Санарой справились бы. И Натт остался бы жив.

– Или нет. Возможно, без тебя и не справились бы.

– Что говорить. Все уже – в прошлом. Ты прав, Ларт, надо бы поспать. Возможно, и прояснится, – соврал Рехи. Измученный тревогой Ларт мгновенно заснул на шкуре мохнатого ящера. Рехи же сделал вид, что тоже ложится, но потом бесшумно встал и выскользнул из дома, не разбудив сопящую в уголке Инде. Раньше рядом с ней висела кожаная люлька Натта. Теперь о ней напоминал лишь след на ветхой серой балке.

Уже снаружи Рехи услышал всхлипывания Лойэ, которые доносились из-за ставней второго яруса. «По мне ты ведь не будешь плакать, если я не исправлю содеянного? Вернее, не-содеянного», – подумал Рехи и направился к воротам Надежды.

Выпустили его без лишних разговоров, посчитав, что Страж идет на разведку или на охоту. Спросили только, почему без ящера. Рехи и сам не знал, почему обязан дойти именно пешком. Возможно, чтобы сбить в кровь эти слишком медленные ноги, которые не дали спасти Натта. Возможно, он больше не доверял ящерам. Или, наоборот, не хотел убивать одно из прекрасных ручных созданий. Стражу на последнем пути скакун не нужен. Он уходил в неизвестность.

Рехи вновь вдохнул тяжелый ветер по ту сторону ограды поселения. Его звал ураган, его приветствовали вихри песка. Дюны и барханы расплескались валами безбрежного моря. С каждым шагом все дальше оставалось прошлое, но все ярче проступали черты Натта. Рехи постоянно видел его в своем сознании.

Сына неизменно держал на руках старик-адмирал. Странно, словно с какой-то неведомой целью. Рехи не понимал, но шел на встречу с призраками пустоши. Они звали его все громче и яснее. Именно теперь он приближался к истинной цели своего пути. Ведь есть счастье, а есть долг. И тяжко, когда они не совпадают.

– Рехи! Рехи! – донесся сквозь вой урагана пронзительный голос. – Куда ты?

Рехи обернулся: по песчаным дюнам несся Ларт, спотыкался, падал, отплевывал пыль, но вновь кидался вперед. Самый верный друг, связанный и общей виной, и общим спасением. Как вторая половина души, которую с мукой отрывал от себя Рехи. Друг заслужил обычное счастье смертных, его достаточно истрепали призраки пустоши.

Ларт подбежал и упрямо дернул за руку, требуя вернуться, но Рехи не двинулся с места:

– Лойэ изгнала меня. И я ухожу. Она сказала – к Стражам. Я иду к ним.

– Я очень сожалею, Рехи, это… ужасно. Лойэ просто сходит с ума от скорби. Санара говорит, что ты можешь остаться. Никто тебя не изгонял из деревни. Поверь мне. Ты же и правда не мог ничего сделать.

– Мог. Я мог… Но не сделал, – задумчиво улыбнулся краем губ Рехи.

– Твое сознание сейчас тоже замутнено горем, – Ларт попытался увлечь за собой. – Пойдем, пойдем обратно в деревню. Все еще образуется.

– Нет. Только сейчас я, кажется, по-настоящему прозрел. Я не могу вернуться. Прости, Ларт, – ответил размеренно Рехи. Он по-прежнему отчетливо слышал зов грозы, внимал призракам туманной мглы и красных сумерек. Все звало его, все велело идти к Разрушенной Цитадели. Впервые Рехи-Страж и Рехи-эльф соглашались друг с другом.

– И куда ты отправишься?

– Ты знаешь.

– Цитадель… Рехи! Только не умирай там. Пожалуйста, ради Лойэ, ради меня. Не умирай! – взмолился Ларт, смахивая крупные жемчужины слез с белых ресниц.

– Я иду не за смертью. Я иду, чтобы все исправить. Иначе еще один мир разрушится, наш мир, – ответил Рехи. Впервые все выглядело понятным и правильным: он обязан дойти. Пусть его сжигала дикая боль, пусть он понимал, что не вернется.

«Важна цель, а не мотив. Мотив менялся в течение моего путешествия. Цель оставалась неизменной. Сейчас я иду не за ответами. А за искуплением», – осознал Рехи и продолжил:

– Прощай, Ларт. Позаботься о деревне, у тебя это хорошо получалось. Позаботься о Лойэ, Санаре и малышке Инде. Ты много страдал, стань счастливым и за меня.

– Нет, Рехи, я не могу. Не говори так! Без тебя… какое счастье без тебя? Рехи! Вернись! Вернись ради всех, кто тебя любит!

– Вернусь. Но не сейчас, а когда все исправлю. Исправлю мир. Так надо, Ларт. Так было написано изначально. Высечено резцом по черному камню.

– Вернись. Только вернись, Рехи. Пообещай!

– Я вернусь. Обещаю.

Они обнялись, Ларт крепко стиснул Рехи, не желая отпускать. Но решение уже крепко въелось под кожу, высекая руны предначертания на костях. Ларт еще держал за руку, сжимая дрожащие пальцы, прощаясь. Рехи уже уходил, отступал шаг за шагом, а потом быстро развернулся и пошел прочь.

Спиной он ощущал пронзительный взгляд Ларта, застывшего изваянием великой скорби на окраине деревни. Но Рехи уходил один, и чем дальше двигался по бесплодной пустыне, тем лучше осознавал, что так ничего и не понял в своей жизни, и тем больше ему казалось, что он обязан исправить все совершившееся.

Голод души

Такую боль не выбирают, ее не объять одной душе. Все пропитала смерть, весь мир вокруг кричал. В каждой песчинке отражалось ее величие. Каждый иссушенный корень замирал от ожидания. Горизонт траурным полотном укрывал черный пепел, стирая древние картины. Пустошь разносила тихий глас гудящей земли, и в нем шептались эпитафии погребенных под вечными песками.

Собирались времена на лунной дорожке, растекалась музыка порванных струн. Иссякали звуки, Рехи слышал только плеск несуществующей воды, как в колодце, и созерцал кровавый свет Разрушенной Цитадели.

Если и существовал когда-то другой мир, то он истерся, сложился в короткое слово – Натт. Все прочие образы меркли. Рехи больше не знал, как называется гложущая его усталость. Вроде бы голод. Или иначе? Или все теперь называлось иначе. Слова не нужны в последнем пути. Вокруг каменистые холмы сливались с небосводом, превращаясь в горный хребет.

Рехи шел, не помня, сколько минуло смен красных сумерек. Рассвет для него навечно исчез в пасти серого ящера.

– Dies Irae, dies illa, – изрек на незнакомом языке Сумеречный Эльф