Жуков. Маршал на белом коне - Сергей Михеенков

Книга шла к читателю долго — три года. Полосу заграждения для неё выстроили довольно искусную. Одним из непременных условий специальной комиссии было обязательное редактирование рукописи военным историком. Это называлось спецредактированием. Долго не могли найти такого человека. Все, к кому обращалось издательство, отказывались сразу, как только узнавали, на чью рукопись их приглашают. Боялись за свои генеральские, полковничьи и подполковничьи погоны, за кандидатские и докторские звания. Жуков, видя, что сроки необъяснимо затягиваются, злился. Здоровье уходило. Летом 1967 года он перенёс повторный инфаркт. Как и первый, он прошёл без осложнений. Сильный организм и воля помогли быстро вернуться к полноценной жизни.

На пути к типографии рукопись потеряла более ста страниц. Купюры, конечно же, компенсировались новыми вставками и «доводками». Но количество не всегда переходит в качество. Жуков вынужден был что-то уступать, идти на компромисс. Иначе свою книгу он так и не увидел бы изданной при жизни.

Анна Миркина вспоминала, что иногда ему привозили какие-то возражения или предложения по изменениям в тексте. Жуков внимательно вчитывался в поправки и говорил: «Хорошо, я подумаю». Когда на следующий день она приезжала на дачу, Жуков встречал её в кабинете с вчерашним листом в руках и, не здороваясь, издали бросал: «Нет!»

В январе 1968 года он перенёс тяжелейший инсульт с поражением органов движения, речи, воспалением тройничного нерва. Последний недуг, воспаление, мучил его до конца жизни. Речь вернулась скоро. Память тоже. Но ходить самостоятельно долго не мог.

Лечил Жукова академик Е. И. Чазов. Из Японии был приглашён крупный специалист по иглоукалыванию. Теперь дни и ночи были подчинены спасению жизни. А он продолжал думать о рукописи, всё ещё незавершённой.

Летом Жуков поправлял здоровье и отдыхал в «Барвихе». А издательству необходимо было срочно завизировать в ЦК несколько глав. Изувеченные цензорами главы принесли маршалу. Он внёс правку и передал редактору.

Мемуары Жукова теперь читал Л. И. Брежнев. Они ему понравились. Брежнев мгновенно понял, что это будет книга колоссальной популярности.

В издательство позвонили, сообщили, что всё хорошо, но необходим ещё один, последний штрих, который решит всё: автор должен упомянуть в книге начальника политотдела 18-й армии полковника Л. И. Брежнева…

«Доводчики» тоже были в ужасе. Как? С какой стати здесь Брежнев? Они и не встречались на фронте… Но кто-то из редакторов среди копий архивных документов нашёл упоминание о том, что 18 апреля 1943 года маршал Жуков вместе с наркомом ВМФ Н. Г. Кузнецовым, командующим ВВС А. А. Новиковым и представителем Генштаба генералом С. М. Штеменко прибыл в штаб 18-й армии генерала К. Н. Леселидзе, «чтобы на месте изучить обстановку перед готовящейся операцией». Тут же подготовили вариант правки. Дописали всего три строки — о том, что, мол, маршал приехал посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии…

«Поправку» повёз Жукову исполнительный и безотказный Иван Прядухин. Анна Миркина ехать к Жукову и согласовывать новую поправку вначале наотрез отказалась. Ночью ей позвонил Вадим Комолов и приказал немедленно отправиться в Сосновку и привезти согласованную поправку, так как «завтра утром САМ будет лично смотреть рукопись…». Бедная Миркина не знала, что ей делать. Машина за ней уже была выслана. Делать нечего, позвонила в Сосновку. Трубку сняла Галина Александровна.

«Вхожу в дом, — вспоминала Анна Миркина. — Георгий Константинович, как обычно, сидит в своём кресле в синем домашнем сюртуке, застёгнутом на все пуговицы, перед ним — рукопись, открытая на пресловутой странице с приколотой скрепками вставкой.

Длительное молчание.

— Георгий Константинович! Нет выхода. Они ни за что не пропустят книгу без этой вставки!

Галина Александровна горячо меня поддерживает:

— Георгий, ты подумай, такой труд затрачен! Всё это для истории, для будущих поколений, чтобы знали правду о войне!

Маршал ничего не отвечает. Долго молчит. Потом молча берёт фломастер.

— Умный поймёт! — с раздражением произносит он и подписывает вёрстку.

Стараясь не смотреть ему в глаза, низко опустив голову, забираю рукопись и вместе с Галиной Александровной выхожу в прихожую».

В 12.00 следующего дня в кабинете директора издательства АПН раздался звонок. Звонили из ЦК: Леонид Ильич прочитал рукопись, она ему понравилась, можете запускать в производство, советским людям, особенно ветеранам войны и молодёжи, книга эта очень нужна…

Первый тираж — 100 тысяч экземпляров — отпечатала типография «Правда».

Сигнальный экземпляр в Сосновку привезла Анна Миркина. Там уже были Элла Георгиевна с мужем Виктором Александровичем Ерохиным, Комолов, фотокорреспонденты некоторых центральных газет.

Жуков взял книгу в руки, поставил её на стол, долго молча смотрел на неё…

Буквально через несколько дней книга вышла в Югославии.

В книжные магазины страны «Воспоминания и размышления» поступили в апреле 1969 года. К Дому книги на Новом Арбате очередь занимали от кинотеатра «Октябрь». В магазине «Книжный мир», где теперь «Библио-Глобус», толпа поднажала на двери так, что посыпались витрины и пришлось вызывать конную милицию для наведения порядка.

Письма, хлынувшие в адрес издательства от благодарных читателей, в Сосновку возили в больших крафтовых мешках. Среди них были такие, которые стали прекрасным материалом для будущих переизданий и дополнений.

В издательстве тем временем трудились как пчёлки переводчики. Переводы на английский, немецкий, французский, испанский и арабский языки были осуществлены в АПН. Поскольку школа перевода в стране тогда была высочайшего уровня, иностранные издатели и читатели получили весьма качественные тексты.

За рубежом книга сразу вошла в каталог бестселлеров и имела устойчивый коммерческий успех.

На суперобложке западногерманского издательства DFA (Штутгарт) крупным красным шрифтом было набрано: «ОДИН ИЗ ВЕЛИЧАЙШИХ ДОКУМЕНТОВ НАШЕЙ ЭПОХИ».

Во всех крупнейших газетах и журналах появились рецензии. На выход мемуаров одного из величайших полководцев Второй мировой войны откликнулись известные историки, военные публицисты, политики, читатели, люди, пережившие фашизм. Многие из них с благодарностью вспоминали русского солдата, принёсшего им освобождение.

В Советском Союзе несколько месяцев стояла гробовая тишина. И только осенью в журнале «Коммунист» появилась обширная рецензия маршала Василевского.

Самый верный и глубокий по смыслу отзыв на «Воспоминания и размышления» дал Михаил Шолохов. Назвав Жукова великим полководцем суворовской школы, Шолохов заметил: «Он понимал, что на плечи солдата легла самая нелёгкая часть ратного подвига. Думаю, поэтому его воспоминания и пользуются такой любовью. Писателям-профессионалам иной раз нелегко тягаться с такой литературой. Это — свидетельство очевидцев и участников событий».