Сложенный веер - Сильва Плэт

Помолчали. Гарка оставил шпингалет в покое, начал прикладывать палец к окну, разглядывать, как затягивает мороз оттаявший овал ледяными узорами. Кир устроил наконец шапку на вешалке, стянул дубленку, долго расправлял рукава, повесил. Потеребил кончики шарфа.

— По-моему, ты ухаживал за моей сестрой.

— Она тебе не сестра.

— Как сестра.

— Ну, и не делай из своей сестры мне проблему, — Гарка резко отворачивается от окна и делает шаг в сторону выхода из раздевалки.

Кир преграждает ему дорогу. Шесть напряженных щупалец, упертых в дверной косяк, выглядят впечатляюще. Гарка насмешливо цокает языком.

— Здорово раскорячился. И как же теперь тут пройти?

— Пройдешь, когда доложишь мне о своих проблемах.

— А у меня их нет, — весело говорит Гарка, и Кир еще прочнее упирается щупальцами в косяк.

— Есть. Гарка, — тихо и убедительно говорит он. — Расскажи мне. Чтобы я мог объяснить Лале. Я все пойму.

Гарка надувает губы, шумно выдыхает через нос: «Что ж ты такой упертый!» Но отступает. Привычно присаживается на подоконник, снова прикладывает к заледеневшему стеклу палец. И тут же взрывается:

— Проблема?!! Ах да, есть у меня проблема, совсем маленькая. Мне, видишь ли, через год исполняется восемнадцать. А я аннара с непересаженным сердцем. Знаешь, что это такое?

Еще б Кир не знал! О верийцах и хоммутьярах он читал и перечитывал все, что было в школьной библиотеке и астронете, смотрел и пересматривал все, что выпускалось в Конфедерации, запоминал, взвешивал… искал в себе и находил сходства, различия.

Он знал, что такое аннара с непересаженным сердцем. Он знал, что такое восемнадцатилетний возраст для верийцев. Знал. Но никогда в жизни ему в голову не приходило ассоциировать все это с Гаркой. Если уж тот попал в дипломатическую академию на Когнату, значит, у него все предусмотрено.

— Слетай домой — пересади.

— Сие никак невозможно есть, — Гарка шутовски взмахивает золотистой челкой. — Я сын врага отечества и народа Верии. Есть у нас такой почетный, ко многому обязывающий титул.

— Нет, подожди, — Кир знает о верийцах все или почти все, что можно найти в астронете. — Твой отец — доктор Гаррада, так? Вселенская знаменитость. Может сшить человека из кусочков, и он будет как новенький. Так, по крайней мере, балаболят газетчики.

— А ты знаешь, где сейчас находится доктор Гаррада? — не переставая улыбаться, спрашивает Гарка. Улыбка выглядит как приклеенная, будто он развел кончики губ в стороны, слегка приоткрыв зубы, и не может свести их обратно. Будто у него парализовало мышцы. Выглядит это страшно. Ритуальная маска со Сколопакса.

— Доктор Гаррада, мировая знаменитость, — не дожидаясь ответа, сообщает Гарка, — находится в камере строгого режима в единственной на Верии военной тюрьме. Без права каких-либо внешних контактов. Лишь с возможностью ежегодной встречи с сыном — две минуты в присутствии охранников. В таком же положении, только в женской части тюрьмы, находится его жена. Где находится его сын — ты знаешь.

— А за что? — по-детски спрашивает Кир, и от этого вопроса улыбка сползает с лица Гарки и оно начинает выглядеть вполне человеческим.

— У отца был иной взгляд на развитие Верии, чем у нашего нынешнего руководства. Точнее, был и есть. Он ведь не только оперировал, он занимался исследованиями, пытаясь узнать, почему продолжительность нашей жизни до передачи сердца сокращается из поколения в поколение. Если наши деды доживали без операции до двадцати двух — двадцати трех лет, то наши отцы и мы — уже только до восемнадцати. Нашим детям придется еще больше торопиться, чтобы успеть найти себе пару для пересадки. И процесс ускоряется в геометрической прогрессии. Отец поставил себе целью найти причину… И нашел.

Гарка испытующе смотрит на Кира, пытаясь обнаружить хоть один признак нетерпения, безразличия, скепсиса — чтобы обидеться и не рассказывать. Махнуть рукой — эх, ты! что тебе до нашего горя! — развернуться спиной, уйти вдоль по коридору и никогда уже не возвращаться к этому вопросу.

Но Кир — весь внимание и сочувствие. Ему действительно хочется знать. И придется рассказывать до конца. Гарка к этому не привык, слова даются все тяжелее. Он вздыхает:

— Ну, что уж там! Ты же наполовину вериец. Может, и врубишься. В общем, отец предположил — и даже почти доказал это — что корень всех наших бед — телларит.

Киру кажется, что он ослышался. Телларит — это не корень бед, а единственный способ установить и поддерживать связь между аннара, отдавшим свое сердце, и итара, его принявшим. Уникальный минерал с редчайшими свойствами, который несет в своей груди каждый совершеннолетний вериец. Телларит — это жизнь.

— Телларит — это смерть, — говорит Гарка. — Он действует как наркотик. Подчиняет себе твой организм, встраивается в геном, требует места в человеческом теле — больше, раньше.

— И что же делать?

— Этого отец не успел выяснить. От него ждали прорыва в пересадочной хирургии, а он… потратил деньги, выделенные на новые трансплантационные технологии, на удовлетворение собственного любопытства. Вместо того чтобы выяснить, как лучше использовать телларит, пытался найти способ противостоять теллариту. Так говорили на суде, а в прессе писали еще хлеще. Растратил деньги, за которые умирают по всей Галактике верийские парни… создал угрозу здоровью нации… Как выражались на улицах, я тебе даже повторять не буду.

Самое худшее было, что у отца нашлись и сторонники. Не уверен, что все они поддерживали его искренне, скорее, из политических соображений. Но если бы он был один, сошел бы за опасного сумасшедшего. А так — государственный преступник.

— А твоя мать?

— И мама тоже. Она работала у него в лаборатории. Со мной в классе сразу же перестали разговаривать. Знаешь, это было хреново: вчера я сын одного из самых уважаемых граждан, сегодня — подозрительный элемент, с которым никто не хочет сидеть за одной партой. Я совсем растерялся, пытаясь понять, что делать и как жить дальше. Слава богу, у родителей некоторых моих одноклассников оказалось достаточно доброты и смелости, чтобы кормить меня обедом и приглашать переночевать. Отдавали мне кое-какие ношеные вещи.

Потом вернулся с очередной войны залечивать раны друг отца — генерал Джерада. Его не было на Верии во время суда и следствия. Идеи отца он не разделял, но, по крайней мере, выпросил для меня две минуты свидания с родителями раз в год и возможность продолжать обучение где-нибудь подальше от дома, «чтобы парня не изводили косыми взглядами», как он выразился. Через неделю Джерада улетел на новую миссию со своими десантниками, а меня отправили сюда.

Я радовался. Тут было хорошо. Никто ничего не знал. Мы, верийцы, не афишируем свои внутренние проблемы. Появились ты, Лала. За всем этим я как-то забыл про пересадку. Точнее, не сосредотачивался на этом. Думал, все пойдет своим чередом, приедут другие — подружимся, будет из кого выбрать. А потом понял — никто не приедет. Никого сюда не пришлют. А пытаться наладить какие-то отношения за те несколько дней, что я провожу дома, в ожидании свидания с папой и мамой… бессмысленно. Везет тебе, что ты только наполовину вериец и эта половина — не та, которая имеет отношение к теллариту.