Сталин - Дмитрий Волкогонов

После Октября «звезда» Троцкого стремительно поднялась. Его имя многие прямо связывали с успехом Октябрьского вооруженного восстания. Сталина коробило, когда на собраниях, митингах, в печати раздавались здравицы в честь «любимчика» революции. А Троцкого действительно тогда славили…

«Народному Комиссару по Военным делам

тов. Льву Давидовичу Троцкому

В ознаменование именин Великой Октябрьской Пролетарской Революции коммунистическая ячейка Московского военно-аптечного магазина вверенного Вам комиссариата, приветствуя в лице Вас героическую социалистическую Красную Армию, постановила открыть клуб имени нашего дорого вождя Красной Армии тов. Л. Троцкого. Торжественное открытие клуба состоится 9-го см. в 6 1/2 часов вечера (Чистые пруды, 12).

Председатель комячейки (подпись неразборчива)».

Сталин помнит, что когда Троцкий появлялся накануне заседания, то сразу привлекал всеобщее внимание; короткие энергичные фразы лишь подчеркивали популярность человека, как будто непрерывно источающего революционные флюиды. Троцкий сухо кивал Сталину и затевал с кем-нибудь (Шляпниковым, Крестинским, Бухариным, Мураловым) оживленный разговор…

Почему Сталин вспомнил сейчас начало и продолжение истории его отношений с Троцким? Почему об этом человеке всегда так много говорили? Почему, оказавшись за рубежом (сколько таких было!), он по-прежнему оставался в центре внимания? Сегодня идет 1940 год, на пороге – война, а он думает о Троцком…

Сталин понимал, что со смертью Троцкого завершается один из драматических этапов борьбы, начавшейся еще у подножия века. Сначала борьба против Ленина велась по организационным, программным вопросам. Голос Троцкого нередко выделялся в этом нестройном хоре. Когда Троцкий вместе с Аксельродом, Даном, Мартовым, Потресовым основал в Женеве бюро меньшевистской партии, свою особую позицию Лев Давидович изложил в брошюре «Наши политические задачи». Называя Ленина «диктатором», «узурпатором», Троцкий фактически вел свои атаки с социал-демократических позиций.

С переходом на позиции центризма Троцкий, с точки зрения Сталина, до 1917 года неоднократно демонстрировал свою непоследовательность, пытался атаковать партию то справа, то слева. Не случайно, оценивая эти идейные метания, Ленин воскликнул в феврале 1917 года: «Вот так Троцкий!! Всегда верен себе – виляет, жульничает, позирует, как левый, помогает правым, пока можно…» Затем, в годы революции и гражданской войны, наступило время феерического взлета «романтика» революции. Эгоцентризм Троцкого вновь проявился после смерти Ленина, когда он попытался в «Уроках Октября» по-своему интерпретировать историю Октябрьской социалистической революции. Сталин помнил, сколько гнева вызвали у него эти «Уроки». Хотя против многих аргументов Троцкого он не мог найти убедительных контрдоводов.

Ну а насчет антисоветизма, мог думать Сталин, вопрос совершенно ясен. Борясь с ним, Троцкий сосредоточил огонь своих политических стрел не только против него. Практически все, что было создано в стране за двадцать с лишним лет после Октября, по Троцкому, это лишь выражение «термидора». В наиболее полной форме антисталинизм Троцкого выразился в создании в 1938 году IV Интернационала, оказавшегося настолько живучим, насколько и бесплодным. Даже сегодня, в начале 90-х годов, троцкистский Интернационал еще жив.

Сталин помнил, что, когда ему принесли специальный выпуск троцкистов, посвященный учреждению IV Интернационала, он обратил внимание, что на первых страницах помещены три портрета: Льва Седова (старшего сына Троцкого), Эрвина Вольфа и Рудольфа Клемента. Текст гласил, что все трое стали «жертвами сталинской контрреволюции». Сталин тогда внимательно прочел вступительную статью лидера IV Интернационала «Большой успех», манифест учредительного конгресса «К трудящимся всего мира», доклады, сделанные участниками первого конгресса. Его неизменный синий карандаш подчеркнул слова: «налицо – усиление бюрократических тенденций в советском обществе», «опасность уничтожения всех завоеваний Октябрьской революции», призыв «свершить новую социальную революцию в СССР», «возродить советскую демократию (легализовать рабочие партии, свободу слова, собраний)» и т. д.

Сталинская рука обвела еще несколько абзацев в журнале. В одном из них провозглашалось, что в приближающейся войне «военные неудачи советского правительства для русского пролетариата явятся наименьшим злом, открывая путь к революционному восстанию».

«Предатели!» – с холодной ненавистью подумал Сталин.

«Конгресс IV Интернационала, – продолжал читать человек, о котором давно говорили как о единственном наследнике Ленина, – шлет Вам (Троцкому. – Прим. Д.В.) горячий привет. Варварские репрессии, направленные против нашего движения, и в особенности против Вас, не позволили Вам быть среди нас и внести в наше обсуждение свой важный вклад организатора Октябрьского восстания, теоретика перманентной революции, прямого наследника учения Ленина».

Как бы мы ни относились к Троцкому и троцкизму, обычно его критические тирады били в самую точку: «перерождение государственного инструмента рабочего класса в инструмент бюрократического насилия» – одно из достижений сталинизма.

Надо сказать, что «благодаря» Сталину мы до сих пор относимся к троцкизму не как к идеологическому течению, а как к подрывной политической организации. Думаю, что это никогда не соответствовало действительности в полной мере. Незадолго до своего окончательного фиаско Троцкий 21 сентября 1927 года написал в Москве статью «Приложение к вопросу о происхождении легенды о «троцкизме». Опубликовать ее он, естественно, не смог, но она сохранилась в его архивном фонде. В статье он пишет, что Зиновьев и Каменев «для прикрытия собственного отступления перед Сталиным стали прибегать к пугалу троцкизма», что «легенда о троцкизме – аппаратный заговор против Троцкого», что «в этой кляузной работе наибольшей производительностью отличается Бухарин». В конце статьи Троцкий проницательно резюмирует: «С идеями шутить нельзя: они имеют свойство зацепляться за классовые реальности и жить дальше самостоятельной жизнью».

Так оно, собственно, и получилось: идеи Троцкого «зацепились», с одной стороны, за последовательную линию на неприятие Сталина и его системы, а с другой – за радикальную, левацкую приверженность марксизму. Эта «зацепка» составляет содержание троцкизма.

Знакомство с документами Реввоенсовета Республики, что стало возможно не так давно, показывает: в них немного материалов, свидетельствующих о личной переписке Сталина и Троцкого. А если эти документы и встречаются, то они – сухи, часто безличны, без элементарных обращений. Неприязнь этих людей была сильной уже в годы гражданской войны. Вот выдержки из двух писем-докладов Сталина Троцкому, направленных в Реввоенсовет в 1918 году:

«Троцкому

Копия Ленину

Так как времени мало, пишу коротко и по пунктам.

1. Мы все с вами ошиблись, объявив отдельную казачью мобилизацию (мы опоздали в сравнении с Красновым)…

6. Царицын превращается в базу снаряжения, вооружения военных действий и пр. Такой вялый военрук, как Снесарев, тут не пригодится. Нет ли у Вас других кандидатов?