Разящий клинок - Майлз Кэмерон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моган высунула длинный розовый язык, и воздух наполнился запахом жженого мыла.
– Ты сгущаешь краски, мой друг, – сказала она. – Кто бы ни победил, всегда найдется тот, кто сложит песни.
Мрачная гримаса Тапио преобразилась в улыбку.
– Нам с Тамсин придется выступить от имени ирков, хотя два древних народа не могут договориться даже о том, какое вино лучше и как целоваться со смертными. – Он сел, и на рубахе из оленьей кожи заплясали отблески диковинного огня. – Я согласен: покуда жив последний ирк, кто-нибудь да сложит песню. – Он скрестил ноги, длиннее, чем у любого из смертных. Штаны тоже были кожаные. – Но мы же здесь не для того, чтобы обсуждать превратности искусства? Некоторые из вас уже вступили в войну с Шипом или почти вступили. Остальные еще не решили, как быть, – на самом деле, один еще только осознает, ради чего мы собрались.
– И ради чего же? – осведомился Теккисмарк.
– Для того чтобы одолеть сущность, извес-с-стную как Эш-ш-ш, которой ныне одержим чародей Ш-ш-шип.
Медведь заворчал, затем сел, совсем по-человечески заложив огромные лапы за голову.
– Что здесь понимается под одержанием? – спросил он с кошачьим мурчанием.
Моган подалась вперед:
– Одержание противоречит Закону.
– Неужели? – прошелестел Тапио. – Когда это Эш-ш-ш уважал Закон?
Подался вперед и Билл Редмид. Он посмотрел на Нита Квана, обнаружил в его пустом взгляде такое же непонимание и обратился к Тапио:
– Да кто такой Эш? Какое отношение он имеет к Шипу? И что мне до него?
– И о каком законе идет речь? – добавил Нита Кван.
Тапио обменялся долгим взглядом с Моган. Герааарх выпростал когтистые лапы из-за головы и посмотрел на мужчин блестящими черными глазами.
– Не посвящайте в Закон людей.
Моган покачала большой головой.
– Почему? Мы стараемся, чтобы они не узнали лишнего о Законе Диких, пусть даже проживут среди нас, как сэссаги, пятьдесят поколений. – Она сделала паузу, и ее гребень резко и со щелчком распямился. – Закон запрещает нам уничтожать друг друга в периоды засухи и бескормицы. Его установили давным-давно, когда первые чародеи людского племени начали управлять стихиями непредвиденным образом.
– Как давно? – спросил Нита Кван.
Тапио поскреб голый подбородок.
– По человеческому исчислению – девять тысяч лет тому назад. – Он вопросительно посмотрел на Моган.
– До прихода людей времени не было, – сказала она. – Отсчитывать его бессмысленно, только тешить людское невежество.
– Была великая война, которая охватила всю землю, – очень тихо проговорил Тапио.
– Между людьми и Дикими? – услышал свой голос Редмид и прикрыл рот ладонью.
– Нет, – сказала Моган и уставилась на огонь.
Тапио подлил себе вина.
– Когда война кончилась, уцелевшие постановили, что впредь никогда не позволят власть имущим творить определенные вещи.
Моган все смотрела на пламя.
– Все, что победители совершили ради победы, было, конечно, объявлено вне закона, – сказала она. – Одержание. Некромантия. Небесный огонь.
– Эш был там, – добавил Тапио. – Эш – величайший из драконов и не выносит соперников.
Моган рассмеялась.
– У Эша нет соперников, но он видит врагов во всех нас, в каждом разумном существе, потому что понимает, на что способна мыслящая тварь, когда она обретает власть. Эш желает стать божеством. Или, может быть, Богом. – В ее смехе проступила горечь. – Мне насчитали полтысячи лет, и я повидала достаточно, чтобы знать: борьба с Эшем длилась долго и долго готовилась. Мой отец думал… – Она посмотрела на Тапио.
Герааарх встряхнулся и сел на корточки.
– Нам обещали! – напомнил он. – Обещали дать короля. Вождя.
Улыбка Тапио стала циничной.
– Разве не все мы ждали прихода мессии?
– Половина Диких думает, что это ты, – ответил Герааарх.
– Да, так говорят, – бросил Теккисмарк. – Ты и есть. Тот, кто избавит нас от ярма и сделает так, что все будут заниматься чем захотят. – Он свел предплечья, и раздался, как показалось Редмиду, тот же звук, какой производит крестьянин, когда натачивает косу.
На лице Тапио появилось отвращение.
– Я вам не мессия. Нам нужно спуститься с небес на землю и разобраться самим.
Моган тяжело уселась на большой дубовый стул, и тот коротко скрипнул – почти застонал.
– Нам обещали. Леди Тар дала слово.
– Тар – имя, известное мне, – сказал Нита Кван. – Его знают даже мои соотечественники в Ифрикуа. Но мы зовем ее Тарой. Великой Волчицей.
Гребень Моган уподобился щетке – все ости нацелились в потолочные балки.
– Тар не волчица, кухарь. Тар тоже из числа великих змеев. Дракон.
– Медведи зовут ее Первой, – вставил Герааарх.
Тапио отхлебнул вина и затянул мелодичную песню на иркском языке. Она потекла ровно и медленно, чуждая для человеческого уха, но в ней звучало величественное достоинство.
После песни ирка воцарилось молчание, и Нита Кван кашлянул.
– Значит, Тар – добро? А Эш – зло?
Тапио улыбнулся так широко, что обнажил все клыки.
– Там, снаружи, куча народа танцует по случаю Поля и объявляет победу света над тьмой. И в зале, несмотря на мою страсть к уборке, живут мелкие твари: мыши, крысы, даже какие-то жуки. Если танцор кого-нибудь раздавит в запале, то что обитает в нем – добро или зло? Провозглашая торжество света, они могут затоптать дюжину мышей и сотню букашек.
Моган вытянула длинную когтистую руку.
– А если мыши объединятся с жуками и создадут войско против танцоров – поймут ли они, за что воюют? А танцоры поймут?
Редмид почувствовал себя круглым болваном. Он встал.
– Ладно, что же нам тогда делать?
Тапио рассмеялся.
– О, мы сразимся бок о бок с мышами и жуками. Главное – не рядиться в герои. Может быть, Эш отчаянно борется с самой сутью зла, а мы его совсем немного отвлечем, и это кончится победой тьмы.
Редмид вцепился в столешницу.
– Серьезно?
Тапио помотал головой.
– Нет, брат. У меня отвратное настроение. Послушай: к западу от Внутреннего моря все пришло в движение. Приближаются орды, которые больше армий, и это лишь малая толика происходящего. Мы, жуки и мыши, можем опираться лишь на то, что видим. Некоторые танцоры стараются на нас не наступить и даже подбирают, заботливо переносят к стеночке. Другие давят при первой возможности. – Он вздохнул, поднял бровь и посмотрел на Редмида исподлобья. – Но разве вы, повстанцы, не становитесь подозрительными, когда кто-нибудь заявляет, что борется за доброе и правое дело?