Записки из чемодана. Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти - Иван Серов

Я это всё Луневу высказал. Днём мне он понадобился по делу, позвонил, а секретарь отвечает: «Выехал в ЦК», т. е., видимо, в административный отдел сплетничать. Вот с таким первым заместителем и поработай![529]

В общем-то, Комитет Госбезопасности за работу в последующем в ЦК товарищ Хрущёв на президиуме похвалил и сказал, что дела в разведке идут успешно. Утвердили попутно проект постановления ЦК о награждении сотрудников КГБ, которые обеспечивали поездку правительственной делегации в Индию, Бирму и Афганистан. Меня дописали в ЦК на орден Красного Знамени.

Это уже 13-й орден, число довольно не сладкое[530].

На днях приходил ко мне на доклад генерал-лейтенант Леонов, начальник Главного управления особых отделов, им руководит мой заместитель Ивашутин, тоже бывший «особист».

Леонов довольно приятный коммунист, всю жизнь прослуживший в Армии на политработе. Во время войны был членом Военного Совета фронта. Прямой, смелый коммунист, свои мысли не скрывает, не подделывается, не подхалимничает, с большим партийным стажем.

Так вот этот Леонов после решения деловых вопросов мне говорит: «Иван Александрович! Я решил с вами ещё раз поговорить по-товарищески. Я знаю, вы меня поймёте. У меня заместителем работает полковник Миронов, хотя он друг, приятель товарища Брежнева (это бывший заместитель начальника Главного управления Советской Армии), но, — при этом многозначительно улыбнулся, — всё-таки я скажу, что это сутяжник и провокатор высшей марки. Он, видимо, задался целью занять моё место начальника Главного управления. Если вы скажете мне уйти, я тотчас же уйду в отставку, так как у меня выслуги предостаточно. А с таким подлецом я больше работать не могу. Всё время строит интриги между заместителем начальника управления и мной, подсиживает, и, в общем, ничего в нём нет партийного, хотя он до этого где-то с товарищем Брежневым работал в обкоме партии. Я сам партийный работник, но такой дряни ещё не видел. До меня он был заместителем у ныне расстрелянного врага, „бериевца“, Гоглидзе. С ним он, говорят, хорошо сработался, вместе арестовывали генералов Советской Армии в 1951–1952 годах, за разные мелочи, а теперь он поднял нос, чувствуя поддержку товарища Брежнева».

Я, выслушав его, сказал, что если нужно, то поговорю с ним и предупрежу о том, чтобы он перестал подлостями заниматься. Товарищ Леонов согласился, и на этом мы договорились[531].

Я на днях перечитывал одну тетрадь моих записей за 1954–1955 годы, по записям и впечатлениям получается, что я много летаю по командировкам. В связи с этим и хочется сказать два слова, вернее, внести ясность.

Если взять по датам мои командировки, то это впечатление сразу рассеется, так как всего отсутствовал 27 дней. Между командировками есть периоды по 4–5 месяцев, когда сижу и работаю, а командировки бывают не более 5-10 дней, но так как страны, где я был, для меня новые, вот я пишу подробно об их нравах и обычаях[532].

Но, к сожалению, я не имею права писать о работе органов госбезопасности, потому что 90 % вопросов представляют государственную тайну, зачастую особой важности. Вот таков мой удел.

Однако в пределах допустимого могу сказать, что дела пошли успешно как по линии разведки за границей, так и внутри страны. Электронная машина помогла.

Американский госдепартамент мы раскусили, и теперь он для нашего государства секретов не представляет. К англичанам подобрались, но они умнее, поэтому знаем их частично, но и то хорошо. С французами вообще проще иметь знакомство, как об этом докладывают из Парижа. Но при всём этом нужно держать ухо востро, а вот тут у нас и нехорошо[533].

В ряде случаев все, что мы узнаем и докладываем в ЦК, зачастую Хрущев не может удержаться, чтобы не сболтнуть. Когда я сказал об этом Хрущёву, так он вместо того, чтобы учесть моё замечание, сказал: «Всякий секрет рано или поздно рассекречивается и держится, пока он в голове».