Источник - Джеймс Миченер

В этом задумчивом настроении Абд Умар снова оказался во дворе караван-сарая и молча оседлал своего верблюда, дав тем самым сигнал к готовности. Не было ни возгласов, ни лязга сабель, которые раздавались, когда отряд Абу Зейда пошел на Цфат; войска, на которых легла ответственность за новую политику арабов, тихо покинули город и, избегая привычных дорог, нашли тропу, которая быстро вывела их на высокое место, откуда они и двинулись через вершины и болота, отделявшие их от Макора. Рейд по пересеченной местности оказался нелегким, но наконец они вышли на Дамасскую дорогу, откуда предстояло сделать последний рывок в конном строю. Последняя часть пути, когда приходилось карабкаться по крутым склонам к западу от Табарии, оказалась самой трудной, и Абд Умар, возглавлявший отряд, все время подбадривал своих всадников, пока наконец они не поднялись на верхушку странного холма, формой напоминающего верблюда, именуемого Рога Хаттина. Здесь он остановил свой отряд, чтобы проверить состояние коней и дать последние указания.

– Никого не убивать. Никаких поджогов. Не наносить урона ни пальмам, ни оливковым деревьям.

Он подождал, чтобы эти новые приказы дошли до всех и каждого, а затем подъехал к каждому из своих лейтенантов, чтобы лично напомнить каждому из них:

– Сегодня вечером Макор должен признать Пророка, и его жители должны стать нашими друзьями.

Командиры мрачно кивнули, и он повел отряд дальше на запад.

Когда они в конном строю оказались в самом сердце Палестины, он впервые вспомнил, что слышал об этой богатой стране. Он несколько лет водил караваны из пустыни между Ятрибом и Дамаском, по шесть недель в седле на каждом перегоне, и до него доносились смутные слухи, что к западу лежит небольшая страна, занятая греками и римлянами, но рассказы эти не производили на него никакого впечатления до того путешествия, после которого он и познакомился с Магометом. Он вернулся в Аравию с грузом золота из Византии, когда, возглавив караван торговцев из Мекки, несколько дней вместе с ними шел к югу. Наконец один из них сказал: «Я должен поворачивать на запад, к Иерусалиму», и вот тут Абд Умар впервые услышал рассказы об этом городе.

– Его раздирают ссоры между христианами, – сказал торговец из Мекки.

– Против кого выступают христиане? – спросил Абд Умар.

– Против самих себя, – ответил купец, огорченно покачав головой, и повел своих верблюдов к холмам, за которыми протекал Иордан.

А теперь Абд Умар и сам оказался в Палестине, убедившись, что тут в самом деле все так запутано, как в свое время и рассказывал купец из Мекки: после того как арабы, завоевав Дамаск, захватили и Табарию, почти не встретив вооруженного сопротивления, к ним явились главы трех разных христианских церквей с жалобами друг на друга, и свары доходили до смертоубийства. Шпионы, являвшиеся в караван-сарай в Табарию, докладывали, что точно то же самое творится в Макоре и Цфате, а Акка решительно поделена между церквами, сцепившимися за право собирать деньги с паломников, прибывающих из Рима и с запада, чтобы побывать на Галилейском море. В Дамаске же ссоры между христианскими церквами были просто позорищем, из-за чего – и еще желание привлекать паломников к посещению святых для них мест, поскольку они несли с собой богатства, – Абд Умар принялся изучать христиан и их привычки, собирая все доступные ему сведения у шпионов и у глав церквей в захваченных Дамаске и Табарии.

К этим занятиям его побуждали однажды сказанные ему слова Магомета:

– Существуют только три разрешенные религии – иудаизм, христианство и наша вера, – и все они приемлемы, поскольку каждая исходит из Книги, которую вручил лично Бог. Он указал, что евреи получили свой Ветхий Завет через Моисея, христианам Новый Завет принес Иисус Христос, а у арабов есть Коран, и, поскольку он впитал в себя лучшее из предыдущих двух книг, в них больше нет необходимости.

В один из памятных дней Магомет сказал своим спутникам:

– Изучайте традиции евреев и христиан пядь за пядью, локоть за локтем… неотступно следуйте за ними, пусть даже придется нырять в нору ящерицы.

Потом уже, когда шли долгие дискуссии об этом учении, Пророк в присутствии Абд Умара сказал:

– Вы убедитесь, что нашими самыми преданными друзьями будут те, кто называют себя христианами, потому что они, как и мы, – народ Книги.

В Табарии, после того как Абд Умар положил конец сварам между различными сектами христианской церкви, он попросил священников растолковать ему свою веру и испытал облегчение, убедившись, что слова Магомета были правдой: эти христиане почитали трех знаменитых предшественников Пророка: Иоанна Крестителя, Деву Марию и Иисуса Христа. Он выяснил, что христиане относились к Деве Марии с тем же благоговением, что и арабы, и это успокоило его.

Тем не менее одновременно он убедился, что христианская церковь настолько непоправимо расколота между византийской, римской и египетской епархиями – дело было в каких-то теологических проблемах, в которых он не мог разобраться, – что о надеждах на примирение не стоило и думать. Он подозревал, что из-за своих непримиримых столкновений христианство скоро захиреет, как дерево без корней, выдернутое из земли и брошенное на солнце в пустынном вади, и его обязанностью было сделать так, чтобы последние дни этой религии прошли в мире и покое. Он решил, что, войдя в Макор, отнесется к христианам с подчеркнутой любезностью, надеясь, что они сами увидят свои ошибки и обратятся в ислам.

Не слишком ли он был самонадеян в этих предположениях? Ни в коем случае, потому что в эти ранние годы своего расцвета, когда такие предводители, как Абд Умар, знали Магомета лично, ислам представлял собой чудо сплоченности и порядка; в сравнении с хаосом, который терзал христианскую церковь, и растерянностью, охватившей евреев, ислам следовал своим заповедям и знал, куда двигаться, так что можно было понять Абд Умара, который истово верил, что будущее принадлежит исламу. Еще не пришло время, когда ислам стал жертвой раздиравших его ересей, еще более непримиримых, чем в христианстве, но уже давало себя знать противостояние враждебных лагерей. Еще при жизни Абд Умара был убит святой Али, родственник Пророка и муж его дочери Фатимы; под предлогом чистоты веры его сыновей неустанно преследовали, и это занятие подчинило себе многие величайшие умы ислама и его творческие силы, причинив урон, который никогда так и не был излечен.

Если бы Абд Умар поближе пригляделся к своей религии, он бы заметил, что ее начинают раздирать противоречия, но, как и большинство религиозных людей своего времени, он куда больше был занят раздорами, присущими другим религиям, чем язвами, которые вскоре поразят его собственную, так что, когда он вел свое войско к лесу, отделявшему его от Макора, он напомнил себе: ни при каких обстоятельствах мы не должны вмешиваться в ссоры между христианами, ибо скоро им придет конец и христиане присоединятся к нам.

Сгрудившись за уже несуществующими стенами города, христиане Макора ждали развития событий. В их общине существовало болезненное разделение между четырьмя ересями, которые в то время разъедали христианство. Но даже взятие Дамаска арабами и соответственное прекращение торговли не заставили эти секты объединиться против общего врага. Падение Тиберии пресекло поток богатых паломников в Капернаум. И теперь было ясно, что с появлением ислама пришел конец выгодной торговле реликвиями, которой занимался Макор; каждый год несколько дюжин берцовых костей, якобы принадлежавших святой Марии Магдалине, сбывалось наивным верующим, которые увозили их домой, – и те становились предметом поклонения в маленьких европейских церквах. Потеря этих доходов скажется на городе самым печальным образом. Но тем не менее, христиане не прекращали ссориться.