Зима мира - Кен Фоллетт

На полу он заметил пару сигаретных окурков, один – с помадой. Выглядели они не очень старыми.

– Они здесь были, – сказал он Вернеру, указывая на пол. – Двое. Ваши крики их спугнули, и они удрали.

– Я вел себя глупо, – сказал Вернер. – Простите меня, но я не привык к таким вещам.

Маке подошел к угловому окну. По улице быстро шли парень с девушкой. Парень нес коричневый кожаный чемодан. Он провожал их взглядом, пока они не скрылись на вокзале.

– Дерьмо! – сказал он.

– Вряд ли это были шпионы, – сказал Вернер. Он указал на пол – и Маке увидел смятый презерватив. – Использованный, но пустой, – сказал Вернер. – Думаю, мы их застали в процессе.

– Надеюсь, вы правы, – сказал Маке.

VI

В тот день, когда Хоаким Кох обещал принести план операции, Карла не пошла на работу.

Она, наверное, могла выйти в свою обычную утреннюю смену и к нужному времени уже быть дома – но «наверное» ее не устраивало. Всегда был риск, что из-за какого-нибудь большого пожара или аварии на дороге ей придется задержаться на работе после окончания смены, чтобы справиться с потоком раненых. Поэтому она осталась дома на весь день.

Маме в конце концов не пришлось просить Хоакима принести план. Он сказал, что будет вынужден отменить занятие; потом, не устояв перед соблазном похвастаться, он сообщил, что ему придется через весь город везти на мотоцикле копию плана операции «Блау».

– Ну так заезжайте по дороге на урок, – сказала Мод, и он согласился.

Обедали в напряжении. Карла и Мод молча ели жидкий гороховый суп, сваренный на говяжьей кости. Карла не спрашивала, что делала Мод или что обещала, чтобы уговорить Коха. Может быть, она ему сказала, что его успехи изумительны, но ему сейчас никак нельзя пропускать занятий. Или она могла спросить, неужели он еще так молод, что должен отчитываться каждую минуту: такое замечание задело бы его, ведь он все время пытался выглядеть значительнее, чем был. И эти слова легко могли заставить его заехать хотя бы чтобы показать, что она не права. Впрочем, скорее всего, подействовала уловка, о которой Карла думать не хотела: секс. Ее мать беззастенчиво флиртовала с Кохом, и тот отвечал с рабской преданностью. Карла подозревала, что именно этот неодолимый соблазн заставил Хоакима игнорировать голос разума, твердивший: «Да не будь же таким идиотом!»

А может быть, и нет. Он мог проявить благоразумие. Он мог появиться после обеда, но не с выполненной под копирку копией плана в сумке, а со взводом гестаповцев и наручниками.

Карла зарядила в фотоаппарат «Минокс» пленку, потом убрала фотоаппарат и две оставшихся кассеты в верхний ящик буфета, положив сверху несколько полотенец. Буфет стоял у окна, где свет был ярче. Она будет фотографировать план, положив его на буфет.

Карла не знала, как проявленная пленка попадет в Москву, но Фрида заверила ее, что попадет, и Карла представляла себе странствующего торговца – может быть, он торгует лекарствами, или Библиями на немецком языке – который имеет разрешение продавать свой товар в Швейцарии и сможет тайком передать пленку кому-нибудь из советского посольства в Берне.

После обеда день тянулся долго. Мод пошла в свою комнату отдохнуть. Ада занималась стиркой. Карла сидела в столовой, которой они теперь редко пользовались, и пыталась читать, но не могла сосредоточиться. Газета писала сплошную ложь. Ей нужно было садиться за зубрежку перед следующим сестринским экзаменом, но медицинские термины в учебнике расплывались перед глазами. И теперь она читала старую книжку «На западном фронте без перемен», широко известный роман о Первой мировой войне, который теперь был запрещен, потому что там слишком правдиво описывались тяготы солдатской жизни – но она лишь держала книжку в руках, глядя в окно, на палящее июльское солнце над пыльным городом.

Наконец он приехал. Карла услышала шаги на дорожке перед домом и вскочила, чтобы выглянуть в окно. Взвода гестаповцев не было, Хоаким Кох был один – в отутюженной форме и сверкающих сапогах, его лицо киногероя сияло от предвкушения, как у ребенка, явившегося на день рождения. На плече, как обычно, висела матерчатая сумка. Сдержал ли он обещание? Лежит ли в сумке план операции «Блау»?

Он позвонил в дверь.

Начиная с этого момента Карла и Мод продумали заранее каждое движение. В соответствии с их планом Карла не вышла открывать дверь. Через несколько секунд она увидела, как через прихожую прошла мама в шелковом пурпурном халатике и домашних туфлях на высоком каблуке – почти как проститутка, с чувством неловкости и стыда подумала Карла. Она услышала, как входная дверь открылась и снова закрылась. Из прихожей послышался шелест шелка и приглушенные нежный шепот, предполагающий и объятия. Потом пурпурный халатик и серая форма миновали столовую и скрылись наверху.

Мод в первую очередь должна была убедиться, что документ у него. Она должна была посмотреть на план, сказать что-нибудь восхищенное и положить. Потом повести Хоакима к роялю. Затем она должна была найти предлог – Карла старалась об этом не думать – увести молодого человека из гостиной через двойные двери в соседний кабинет, маленькую и более уютную комнату с красными бархатными портьерами и большим продавленным старым диваном. Как только они там окажутся, Мод подаст знак.

Поскольку трудно было заранее точно предугадать, как они будут перемещаться, было выбрано несколько сигналов, которые должны были обозначать одно и то же. Проще всего было бы хлопнуть дверью достаточно громко, чтобы слышно было во всем доме. Или же она могла нажать на кнопку возле камина, и на кухне раздался бы звонок – это были остатки вышедшей из употребления системы связи со слугами. Впрочем, они решили, что подойдет любой громкий звук. От безысходности она могла бы уронить на пол мраморный бюст Гете или «нечаянно» разбить вазу.

Карла вышла из столовой и остановилась в прихожей, глядя на лестницу. Сверху не доносилось ни звука.

Она заглянула на кухню. Ада мыла котелок, в котором варила суп, оттирая его с удвоенной от волнения силой. Карла улыбнулась ей, надеясь, что улыбка получилась ободряющей. Карла с Мод предпочли бы держать все это дело в секрете от Ады, не потому, что не доверяли ей – напротив, она ненавидела нацистов до фанатизма, – но потому, что осведомленность делала ее соучастницей предательства, достойной самого сурового наказания. Однако они слишком много прожили вместе, чтобы можно было что-то скрыть, и Ада знала все.

Карла услышала, как Мод заливисто рассмеялась. Карла знала этот смех. Она слышала в нем искусственные нотки, и это значило, что Мод пытается быть очаровательной изо всех сил.

Принес Хоаким план – или нет?

Через минуту-другую Карла услышала звуки рояля. Несомненно, играл Хоаким. Он играл простую детскую песенку про кошку в снегу: “A.B.C., Die Katze lief im Schnee”. Карла сто раз слышала ее от отца. Вспомнив об этом, она почувствовала комок в горле. Как смеют нацисты играть такие песни, оставив стольких детей сиротами?