Река без берегов. Часть 2. Свидетельство Густава Аниаса Хорна. Книга 2 - Ханс Хенни Янн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нарастающее по мере работы над книгой Янна ощущение, что сопоставлять ее эпизоды надо бы не с отдельными мифологическими историями, а с чем-то цельным — с календарным земледельческим циклом, с функциями божеств, — привело меня к удивительному открытию: события книги жестко привязаны к римскому календарю. Почему именно к римскому? Может, потому, что он достаточно хорошо известен. И потому, что впитал в себя обычаи многих народов, сам стал основой для позднейших обычаев европейцев, поклонявшихся уже другим богам… Во всяком случае, к сюжету и композиции книги, к ее отдельным главам стоило бы вернуться еще раз.
Римский год начинается с января — месяца, посвященного Янусу, — и с обращения к Янусу начинается книга Овидия о праздниках, «Фасты», написанная лишь наполовину (она охватывает первые шесть месяцев).
Янус — великий бог, о котором римский писатель Макробий (конец IV — начало V века) пишет (Лосев, с. 364–365):
…Янус первый в Италии воздвиг храмы богам и установил священный ритуал. Поэтому он заслужил навеки первое место в жертвоприношениях. По мнению некоторых, двуликим он называется потому, что он знает прошлое и предвидит будущее. Однако у нас самое его имя указывает на то, что Янус стоит над всеми дверями (januis), а это похоже на греческого «дверного». Ведь там же и изображается он с ключом и вербой в качестве стража всех ворот и управителя дорог. Иные хотят доказать, что Янус есть солнце и что поэтому-де он двойной — как обладающий силой в отношении тех и других небесных ворот, поскольку он на восходе открывает день и на заходе запирает. Иные утверждают, что Янус есть мир, то есть небо, и что Янус именуется от глагола «идти» (ab eundo), на том-де основании, что мир всегда «идет», вращаясь по кругу и приходя к себе после того, как положил начало с себя.
Еще два дерзких вопроса, прежде чем мы перейдем к конкретному сопоставлению событий. Вопрос первый: не считает ли Янн себя самого подобием божественных прообразов именно потому, что он — писатель, по своей воле создающий фантастические миры? Вопрос второй: не думал ли Янн (Jahnn, по рождению Jahn), что он — одно из воплощений бога врат Януса (Jānus, от лат. jānus «аркада», «крытый проход»)? Между прочим, эмблема основанной Янном общины Угрино — ворота, ведущие в иной мир (они изображены, например, на спинке книги «Угрино и Инграбания» и представляют собой почти точную копию арки Януса на Бычьем форуме в Риме).
Итак, январь… «Свидетельство» начинается не с января, но главы «Ноябрь» и «Декабрь» как бы заключены в скобки, а непосредственным продолжением рассказа о кораблекрушении «Лаис» является именно глава «ЯНВАРЬ», где описывается прибытие спасенных матросов в бразильскую лагуну Патус (Patos), в отель «Золотые ворота» и, позже, в Порту-Алегри, «Веселый порт». Овидий, приступая к рассказу о январе, сначала обращается к Янусу (Фасты, I, 229–232):
Между прочим, первый город, который упоминается в «Энеиде» Вергилия, это Пафос (Πάφος, Paphos) — город на Кипре, куда, после свидания с сыном, удаляется Венера (Энеида II, 415–417).
Аниас Хорн в романе, кажется, уподоблен Энею (см. Свидетельство I, с. 780, комментарий к с. 93; по-гречески имя Эней произносится как «Айнейас»).
9 января — агоналии, «игры» в честь Януса. В этот день жрец приносит жертвы и воскуряет благовония: Овидий подчеркивает, что в древние времена этого еще не было (Фасты I, 341–342).
В разделе об этом празднике Овидий рассказывает историю о колдуне-вещуне Протее (Фасты I, с. 63–374):
Протей — морское божество, сын Посейдона, прорицатель, меняющий свой облик; в трагедии Еврипида «Елена» он создает мнимый образ Елены Троянской. Алхимики, как пишет Юнг, считали Протея олицетворением бессознательного и, с другой стороны, искусства: Старцем-на-горе, Сатурном, старым Меркурием, «львом зеленым и красным» (Дух Меркурий, с. 45).
В общем, получается, что Протей — соответствие китайскому старцу Ма-Фу в «Реке без берегов». Его зовут (но сказано, что это может быть псевдоним) «Ма-Фу, то есть Отец-Конь» (Ма-Fu, Vater Pferd: Свидетельство I, с. 119). Сейчас у меня возникает вопрос; не тот ли самый это персонаж, что и «старый Лайонел Эскотт Макфи» (Lionel Escott Macfie: Деревянный корабль, с. 9), создатель деревянного корабля, и не имеет ли он отношение к Пегасу, да и к самому Тутайну, который, в каком-то смысле, тоже является Пегасом или кентавром: «сам он стал сказочным существом: хищным зверем под названием тело — матросом-убийцей; окрыленной грудью — спасением для друга» (Свидетельство I, с. 139–140).
Дальше в рассказ Овидия вторгаются мотивы, хорошо знакомые нам по роману Янна. Рассказывается о появлении созвездия Дельфин, у Янна связанного с образом Аугустуса (Фасты, I, с. 457–458):
А дальше, уже в связи с праздником 12 и 15 января, карменталиями, начинает мелькать и имя Аугустус, в связи с именем Энея (Фасты I, 525–534, 539–540, 589–590; курсив[1] мой. — Т. Б.):
Попробуем выстроить аналогию. Эней, сын богини Афродиты и смертного человека Анхиса, после разрушения Трои бежит в Италию и основывает там новое государство. Главными жителями его поначалу оказываются: отец Энея, богиня очага Веста и некое божественное существо, Август (в будущем череда Августов — императоров). Некто Хорн после крушения корабля спасается бегством и основывает… скажем так, государство Угрино. Его сопровождает друг, некое высшее существо Тутайн, и он встречается со стариком (именуемым «отцом»). А вот Августа/Аугустуса пока нет, но он появится (а сейчас пребывает в скрытом состоянии?). Что нам дало это сравнение с календарным материалом? Понимание того, что речь идет о возобновляемом процессе, а не просто об одноразовом событии.