Живой Журнал. Публикации 2007 - Владимир Сергеевич Березин

времён, о грядущем конце истории, и о том, что за всеми приедут исправники на чёрных колясках, а видно, что многие испытали от того половой восторг и даже известное многократное удовлетворение».

Извините, если кого обидел.

14 декабря 2007

История про городской бунт (III)

…Карлсон всё ещё кружил в воздухе, а городские либералы уже составили несколько партий, состоя в них, переругались, рассуждая, сразу ли сто двадцать пять в Сибирь сошлют, или же, наоборот, только пятерых повесят. Сходились на том, что так недолго царствуя, Карлсон своими полётами уж много начудесил. Решили, наконец, поклониться деспоту на словах, но в тайне сердца своего говорить плохие слова и поносить нового градоначальника брезгливым губным шевелением.

Что до прежней жизни градоначальника, то было известно, что Карлсон швед, и его поймал в городе Нарве на базаре, после весьма кровопролитного сражения, сам Меньшиков. После ссылки последнего в Берёзов, все затруднялись в том, как означенного Карлсона использовать — и вот отправили сюда.

И вот Карлсон, снизившись, пролетел над толпой, улыбаясь и загребая руками.

Надо сказать, обыватели любят, чтоб у начальника на лице играла приветливая улыбка, чтобы из уст его, по временам, исходили любезные прибаутки, и недоумевают, когда уста эти только фыркают или издают загадочные звуки. Начальник может совершать всякие мероприятия, он может даже никаких мероприятий не совершать, но ежели он не будет при этом калякать, о имя его никогда не сделается популярным. Бывали градоначальники истинно мудрые, такие, которые не чужды были даже мысли о заведении академии (таков, например, штатский советник Двоекуров, значащийся по "описи" под нумером девять), но так как они не обзывали обывателей ни "братцами", ни "робятами", то имена их остались в забвении. Напротив того, бывали другие, хотя и не то чтобы очень глупые — таких не бывало, — а такие, которые делали дела средние, то есть секли и взыскивали недоимки, но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное, то имена их не только были занесены на скрижали, но даже послужили предметом самых разнообразных устных легенд.

Карлсон сел рядом с храмом, хлопнул в ладоши, и рассмеялся.

И тогда все закричали «Виват!», а имевшие чепчики, бросили их в воздух. Не имевшие ограничились бросанием нижнего белья.

Лишь наиболее прогрессивные жители предрекали мор и глад, и настаивали, что пришёл срок бежать прочь из города (так обычно говорят те, кто не бежит, ибо бегущие выправляют подорожные без лишних слов и публичных объяснений), остальные же считали, что всё пойдёт по-прежнему.

Извините, если кого обидел.

15 декабря 2007

История про городской бунт (IV)

…Однако, несмотря на предсказания, всё действительно пошло по-прежнему. Карлсон первым делом пробежался по рыночной площади, собирая разные сласти — варенье в банках, печатные пряники, сахарных голов собрал не менее полдюжины, и, схватив всё это в охапку, скрылся в дверях своей казённой квартиры.

Шли дни, но никаких распоряжений не поступало.

Лишь однажды Карлсон высунулся из окна, и закричал на всю площадь перед конторою:

— Деньги дерёте, а корицы жалеете?! Не потерплю! Запорю!

Тут же подали пирогов с корицею, и начальнический гнев утих. Дни шли за днями, складывались в недели и месяцы, а обыватели ожидали странного и возмущённо шептались, поднося новые сласти к дому градоначальника. Как оказалось, он перебрался на крышу городского правления, велел отстроить там себе крохотный домик и проводил целые дни на узкой койке, укрываясь солдатским одеялом.

Единственно что в смысле указаний получили от него квартальные, это два сочинения, прилагающиеся к городской летописи — «О пользе тефтелей» и «Об угощении блинами».

Иногда Карлсон слетал вниз и прогуливался по брусчатке, гордо выпятив грудь. Был он неумеренно привержен женскому полу, и часто подбегал к незнакомым обывательницам со словами:

— Мадам, давайте знакомиться!..

Обывательницы, не привыкшие к подобному обхождению, часто приходили в состояние экстатическое, и падали ниц, задрав юбки. В общем, доходило до конфуза.

Но вскоре Карлсон снова забирался в свой домик на крыше, и спокойствие восстанавливалось. Цены на горчицу и персидскую ромашку неожиданно взлетели, и деньги потекли рекой. Карлсон смотрел на это благополучие и радовался. Да и нельзя было не радоваться ему, потому что всеобщее изобилие отразилось и на нём. Амбары его ломились от приношений, делаемых в натуре; сундуки не смещали серебра и золота, а ассигнации просто валялись на полу.

Одни либеральные горожане приписывали благоденствие исключительно повышению цен на персидскую ромашку с горчицею, их оппоненты во всём видели прозорливое руководство Карлсона.

Но тут начались новые войны за просвещение.

Извините, если кого обидел.

15 декабря 2007

История про городской бунт (V)

…Но тут начались новые войны за просвещение. Карлсон зачем-то взорвал паровую машину, работающую на спирту. Обыватели восприняли это как борьбу с пьянством и алкоголизмом и сами начисто вырубили виноградную лоху, росшую в Стрелецкой слободе. По их чаяниям тут же вышел и долго памятен был указ, которым Карлсон возвещал обывателям об открытии пивоваренного завода и разъяснял вред водки и пользу пива. "Водка, — говорилось в том указе, — не токмо не вселяет веселонравия, как многие полагают, но, при довольном употреблении, даже отклоняет от оного и порождает страсть к убивству. Пива же можно кушать сколько угодно и без всякой опасности, ибо оное не печальные мысли внушает, а токмо добрые и веселые. А потому советуем и приказываем: водку кушать только перед обедом, но и то из малой рюмки; в прочее же время безопасно кушать пиво, которое ныне в весьма превосходном качестве и не весьма дорогих цен из заводов 1-й гильдии купца Ивана Синдерюшкина отпущается". Впрочем, через год издал указ, разъясняющий полезность нескольких рюмок водки за обедом, «под тёплое», а так же «для сугреву» в холодное время года, разъяснялось так же, что хлебное вино следует покупать у 1-й гильдии купца Ивана Синдерюшкина. После оного указа был открыт и винокуренный завод, и всё завертелось с прежней силой.

Со стороны было совершенно непонятно — то ли обыватели вымаливают у Бога, чтобы Карлсон что-нибудь начудил, то ли Господь посылает чудачества Карлсона и все эти его войны в защиту просвещения для острастки горожанам. Забыта была только паровая машина, деятельность которой при наличии плодов деятельности винокуренного завода оказалась излишней.

При таких условиях невозможно ожидать, чтобы обыватели оказали какие-нибудь подвиги по части благоустройства и благочиния или особенно успели по части наук и искусств. Для