Акционерное общество женщин - Елена Котова

Но судьбе этого было мало, и она лишила Полину еще и прекрасных грудей, отрубленных под наркозом, которым еще только предстояло с течением лет обвисать, скукоживаться или, наоборот, расплываться оладьей по телу, к чему, впрочем, тоже можно было бы привыкнуть. Климакс же, в отличие от рака, не требует сострадания: смерть женского естества принято не замечать. Хотя при чем тут климакс? Полина же в подавленности от рака. Катькины мысли перекинулись на алхимию возраста.

Раковые клетки подавляются иммунитетом, высвобождением энергетики, которая не дает им развиваться. Энергию генерирует прежде всего нематериальная сила мысли…

Катька поняла, что заснуть не удастся. Порывшись в сумке, надела длинную, почти до колен, тонкую льняную рубашку на пуговицах и зашлепала босиком вниз по лестнице. Внизу было прохладно, Полина лежала в гостиной на диване с книжкой:

– Проснулась? Есть будешь?

– Я кефира хочу. – Катька прошла на кухню, открыла холодильник, вернулась с бутылкой в гостиную.

– Какая у тебя рубашка классная… Ты пока спала, я все думала. Можно сколько угодно писать, как люди справляются с раком и живут припеваючи. Создавать абстрактные фонды в поддержку раковых больных. Так от нас откупаются, понимаешь? Подобным же образом относятся и к климаксу. Вслух говорят, что это только приливы, гормональные сбои, и все, а по умолчанию списывают климактерических женщин со счета. А уж если климакс с раком в одном флаконе и женщина меняется внезапно – полный игнор и табу. И помощи ни от кого. Никто об этом не думает и не пишет.

– У меня в спальне такая жара. Апрель, дождей не было еще, а солнце печет. И мысли в голове крутятся уже по третьему кругу… Климакс – это апогей. До него все идет вроде вверх, а потом катится вниз… Смерть женского естества, которая в отличие от смерти вообще происходит не в один миг, а превращается в процесс, а он для осмысления сложнее, чем смерть как таковая. – Катька начинала понимать, что именно отсутствует в ее алхимии возраста.

– Именно. Окончательную смерть осмыслить легче: похоронил, поплакал, и все дела, а умершему и самому ничего не надо, и от него ничего не требуется. А климакс – первая смерть – страшнее, потому что после нее тебя заставляют жить. Требуют, чтобы ты нашла нечто, что наполняет жизнь смыслом, а как это сделать, если я ощущаю только утрату самоидентификации? Мне нужна помощь, чтобы понять, что со мной, найти смысл и силы жить дальше. Я ищу объяснения, а вижу только, что общество даже говорить об этом отказывается. Так проще. Табу.

– И климакс, и рак – это рубежи процесса умирания. Прости, что я так в лоб говорю, это не о твоей болезни. Вся жизнь с рождения есть движение к смерти, с этим же не поспоришь.

– Ужасное ощущение – наблюдать за умиранием своей плоти и души, которая жила желаниями и надеждами, как это ни банально. А когда душе жить нечем, как женщина ты уже мертва, не ровня остальным женщинам, зачем бороться с умиранием плоти? Хочется только закрыть глаза и не видеть своей смерти.

– Полина, когда в четырнадцать лет я проснулась, а на ночнушке была кровь, тоже было страшно. Женщина в течение всей жизни проходит через рубежи, ее естество все время перерождается, она все время что-то утрачивает. Невинность, молодость, просвечивающую на солнце кожу. Ей постоянно надо осмысливать эти утраты, в отличие от мужчин. Ей больше дано без страха осмыслить процесс умирания как таковой. Включая климакс – самый выраженный из этих рубежей, грань, как ты говоришь. А мужикам хочется этот вопрос табуировать. Не потому, что именно в климакс женщина теряет привлекательность: Шурик нас к старости приговорил, когда нам было еще сорок. Им нужно это табу, потому, что они не хотят никаких напоминаний о собственном движении к смерти. Они-то сами мало что утрачивают. Зачем им думать о процессе умирания? На фиг им какой-то дискомфорт? Табу.

– Подлянка жизни в том, что внутри я ощущаю себя все той же, молодой, ничего не изменилось, а вижу бесполое существо. Это и есть утрата естества, которое сводит с ума.

– Тебе так трудно, Полин, потому что у тебя на климакс наложился рак. Основная масса женщин по поводу климакса вообще не парится…

– Это им только кажется…

– Я больше тебе скажу: и по поводу рака многие не парятся. Мы утром говорили, как об этом трубят на каждом углу, делая из этого чуть ли не шоу. Причем не только для других, часто и для себя тоже. Могу привести пример Валерии, это одна моя приятельница, ты ее не знаешь. Отрезали ей грудь, назначили химию. Я в командировке в Москве была, думаю, надо съездить, поддержать. Сидит такая фифа на диване, в мини-юбке с кружевами, в руке бокал вина, сигарета на отлете. Я рот открыть не успела… Вру, открыть успела, но не закрыла. А она: «Ничего не хочу обсуждать. Приехала из больницы, приняла душ, натерлась оливковым маслом пополам с тоником для лица, чтобы кожа от химии не сохла, макияж подробный сделала. В десять мужчина любимый придет, анестезиолог из моей больницы. Послезавтра иду делать пластическую операцию, глаза надо подтянуть». Как тебе это?

– Кать, а она нормальная?

– Не уверена. Возможно, это та же неспособность осмыслить реальность. Бегство от нее или табу, как ты говоришь. Но и твое погружение в безграничные раздумья не лучше.

– Катя, ты сама уже объяснила, откуда это табу. Это неправда, что масса женщин не парится по поводу климакса, они просто не думают о нем, раз с этим ничего поделать нельзя, даже говорить. Смиряются с тем, что общество их как женщин отторгло, делают вид, что им это все равно. Но им не все равно: из них начинают лезть остервенение, зависть, злоба ко всем. Все это можно было бы изменить, если бы тема климакса не была табуирована.

– Полин, ты хочешь сказать, что климакс – страшнее рака? Ты только о нем и говоришь. – Катька смотрела на Полинин платочек, на серые с неровными краями зубы и чувствовала, что сама заходит в тупик. – Ты говорила утром, что самое невыносимое – видеть в глазах людей отторжение. Это от рака или от климакса?

– Кать, вот теперь мы дошли до сути. Первая смерть, климакс, перерождение в «не-женщину» с пусто́той вместо прежнего женского естества – это безмолвный приговор, с которым общество заставляет смириться. По сравнению с этим приговором еще и рак… Ну рак, ну и что? Был молчаливый приговор, что ты калека, а теперь и справку выдали. Теперь все тебе вынуждены сострадать. Если бы я с утратой своего естества могла – при помощи других – справиться, то уж с раком-то… Я даже думаю, что злоба, остервенение, неумение женщины найти в жизни радость после климакса делают ее более уязвимой к раку, в определенной мере провоцируют его. Зачем бороться с болезнью, если жить и так не хочется?

– Ты права по крайней мере в том, что такие мысли подрывают иммунитет. Я убеждена, что чаще всего рак приходит, когда человек теряет желание жить.

– Рак – это болезнь, такая же, как и все другие. О болезнях-то поговорить все любят. Отношение, например, к раку желудка, – не слушая Катьку, продолжала Полина, – адекватное. Избегают говорить лишь о раке половых органов. То же табу, вид сбоку. У женщин рак матки, груди, у мужиков – рак простаты. Как у нас в больнице медсестра говорила: «У одних сиськи, у других письки».