Предательство - Роберт Лоуренс Стайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может быть, к нему еще вернутся силы, — сказала Мэри с надеждой и повернулась к брату. — Ты совсем извелся. И не можешь говорить ни о чем, кроме семейных неурядиц и бед.
— А ведь у нас все было так замечательно, — сказал Эдвард с горечью. — Мы были так счастливы. А теперь все сломалось…
Он остановился.
Мэри увидела, что его глаза увлажнились, а рот приоткрылся, и оттуда выпала травинка.
— Эдвард, что с тобой?
Она последовала взглядом туда, куда он указывал. Сперва девушка приняла золотистое свечение за последние солнечные лучи.
Но тут же поняла, что солнце уже почти скрылось. Свечение было слишком ярким.
— Пожар! — завопил Эдвард, пламя отражалось в его испуганных глазах. — Лес горит!
— О, нет! — воскликнула Мэри, хватая брата за руку. — Смотри, Эдвард!
За стеной пламени извивалась какая-то фигура.
— Кто-то не может вырваться из огня! — закричала девушка.
— Не может быть! — вскрикнул Эдвард громким шепотом. — Не может быть! — Но они ясно видели темную девичью фигуру. Ее голова моталась из стороны в сторону. Руки были связаны за спиной и прикреплены к черному столбу, который уже горел.
Она была в самом центре пламени.
В самом центре.
Сгорала заживо.
С диким криком Мэри подбежала к стене огня. Эдвард кинулся за ней, но чуть не упал — ему сильно мешала повязка.
— Это девушка! — воскликнула Мэри, закрывая лицо обеими руками. Она чувствовала жар пламени.
Эдвард остановился рядом, тяжело дыша.
У Мэри перехватило дыхание. Огонь становился все ярче. И ярче.
Теперь можно было разглядеть охваченную пламенем девушку совсем ясно. Ее рот распахнулся в предсмертном вопле. Длинные распущенные волосы уже занялись огнем. Языки пламени лизали длинное старомодное платье.
Девушка извивалась в огне, стараясь оторваться от столба, и неотрывно глядела на Мэри и Эдварда. Глядела широко распахнутыми безумными глазами. Ее хрупкое тело уже охватил огонь. Но даже сквозь языки пламени она смотрела прямо в глаза Эдварду.
Мэри не сразу поняла, что дикий вопль, который она слышит, издает брат.
Обернувшись," Мэри увидела, что он весь скорчился от ужаса. Его темные глаза глядели на все происходящее с недоверием. Все тело Эдварда тряслось, но совсем не от близкого жара.
— Сюзанна! — завопил парень, наконец узнав пылающую фигуру. — Сюзанна Гуди!
И стоило только выкрикнуть это имя, как видение тут же поблекло и растворилось. Горевшая девушка исчезла.
В лесу было темно и тихо, если не считать тяжелого дыхания Эдварда.
— Вот уже две ночи подряд, как мне снится этот огонь, — сказала Мэри Джереми. — Едва закрою глаза, сразу вижу эту несчастную девчонку, ее связанные за спиной руки, ее вспыхнувшие волосы, ее бьющееся в огне тело. Уже два дня прошло, но я все еще… я… я…
Не в силах продолжать, она обхватила руками твердое плечо парня. Молодые люди сидели рядом на куче соломы, находившейся в дальнем углу поля.
Позади валялось множество кустов и веток, которые Джереми надергал с утра.
Послеполуденное небо было серым и пасмурным. Накрапывал мелкий дождичек, предвещая надвигающуюся грозу.
— Иногда в лесу случаются странные световые явления, — заметил Джереми. Его голос был мягким и задумчивым, а рука обнимала дрожащие девичьи плечи. — Иногда встречается яркое, блестящее отражение, а на самом деле это штучки солнца.
— Это не было солнце, — возразила Мэри твердо. — Это никак не могло быть солнце.
— А порой деревья отбрасывают странные тени, — продолжал парень.
— Джереми! — девушка сердито вскочила на ноги. — Ведь Эдвард узнал эту девчонку! Значит, это не тень! Он узнал ее!
Парень примял солому и потянул Мэри.
— Извини, — сказал он мягко. — А как дела у твоего брата? Он поправляется?
— Эдвард стал очень замкнутым, — произнесла Мэри, садясь обратно на солому, но подальше от парня. — Он не хочет разговаривать о том, что мы видели. И вообще ни о чем не хочет разговаривать. Он как будто где-то далеко. Я… я думаю, у него тоже по ночам кошмары.
Джереми посмотрел на девушку и ничего не ответил.
— Извини, что изливаю тебе все это, — сказала Мэри со вздохом. Ока подняла корзину, которую принесла из дому. — Я, пожалуй, пойду, а ты занимайся своим делом.
В глазах парня промелькнула боль.
— Я хочу разделить с тобой твои неприятности, — сказал он. — Ты совсем не напрасно все это рассказываешь. Кстати, а что у тебя в корзинке?
— Сладкие рулеты, — ответила Мэри. — Я испекла их сегодня утром для Ребекки и сейчас несу ей. Она что-то слишком упала духом в последнее время. Вот я и хочу ее порадовать.
Парень посмотрел на нее умоляющим взглядом. На губах появилась улыбка, а руки сложились вместе, будто бы для клятвы.
— Ладно уж, попробуй, — засмеялась Мэри. Открыв корзину, она достала оттуда большой сладкий рулет.
— Я бы предпочел вот это, — сказал Джереми, ухмыляясь. Он притянул девушку к себе и принялся целовать.
Сладкий рулет выпал у нее из рук на солому, но Мэри даже не попыталась его поднять. Вместо этого она обхватила парня за спину и прижалась к нему крепче.
Закончив целоваться, Мэри вскочила на ноги и принялась отряхивать свой длинный белый передник от соломы. Затем поправила торчащий в волосах гребень и посмотрела на небо.
По серой глади плыли тяжелые грозовые тучи.
— Пойду-ка я все же к Эдварду, — сказала девушка.'
— А ты говорила своему отцу? — спросил Джереми, поднимая свалившийся рулет и разглядывая его. — Говорила ему о нас? О наших чувствах?
— Нет, — Мэри покачала головой. — Нет. Сейчас не время, Джереми. У отца и без того забот хватает.
— А про огонь рассказывала? Про горящую девчонку?
— Да, — кивнула Мэри грустно. В наступающих сумерках ее кожа казалась совсем бледной. — Я рассказала ему о том, что мы с Эдвардом видели. И он отреагировал очень странно.
— Странно?
— Он носит на шее серебряный кружок. И всегда носил. Отцу дала этот медальон его бабушка, еще в Старом Свете. На кружке видны маленькие серебряные когти. И вот, когда я рассказала папе про девчонку в огне, он вскрикнул, будто ему дали под дых, и схватился за медальон.
— А что он тебе сказал, Мэри? — спросил Джереми тихо, внимательно счищая солому с липкого рулета.
Девичье лицо потемнело, словно грозовая туча.
— Вот это самое странное, — прошептала Мэри. — Он не сказал ничего. Ни слова. Так и остался стоять, глядя в окно и сжимая серебряный кружок. И не издал ни звука.