Контракт Паганини - Ларс Кеплер

— Пожалуйста, скажите, что она жива, — прошептала Клаудия. — Скажите это, Йона Линна!

Комиссар стиснул зубы, погладил Клаудию по плечу:

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы…

— Она жива, скажите это, — перебила Клаудия. — Она должна быть жива.

— Я найду ее. Обещаю.

— Скажите, что Пенелопа жива!

Йона неуверенно молчал. Потом взглянул в темные глаза Клаудии; в голове вихрем пронеслись мысли, мысли мгновенно сложились в комбинации, и вдруг он услышал свой собственный голос:

— Она жива.

— Жива, — прошептала Клаудия.

Комиссар опустил глаза. Он уже не понимал, что заставило его изменить себе и сказать Клаудии, что ее старшая дочь жива.

Комиссар проводил Клаудию Фернандес до ожидавшего ее такси, помог сесть, постоял на разворотном круге, пока машина не исчезла из вида, и только потом принялся рыться в карманах в поисках телефона. Поняв, что где-то забыл его, он поспешил назад в отделение судебной медицины, вошел в кабинет Нолена, схватил телефон с подставки, уселся в кресло у стола, набрал номер Эрикссона и подождал гудка.

— Дай же людям поспать, — пробурчал Эрикссон. — Воскресенье сегодня.

— Признавайся, ты на яхте.

— Я на яхте, — признался Эрикссон.

— Значит, взрывчатки не было.

— В обычном смысле — не было, но ты прав. Яхта могла взорваться в любой момент.

— А точнее?

— Изоляция проводов основательно повреждена, как будто специально… контакта с металлом нет, тут все безопасно, но провода голые… при запуске мотора очень скоро возник бы избыток зарядов… и электрические дуги.

— И что тогда?

— У этих дуг температура выше трех тысяч градусов. Из-за них должно было загореться сиденье старого стула, которое кто-то туда запихал. А потом огонь добрался бы до топливного шланга…

— Мгновенное возгорание?

— Ну да… образование дугового заряда может занять минут десять, может чуть дольше… но потом все должно было произойти очень быстро — огонь, еще огонь, взрыв, яхта почти тут же наполнится водой и затонет.

— То есть пожар и взрыв должны были произойти почти сразу после запуска мотора?

— Да. Но специально подстраивать было ничего не нужно.

— Значит, провода могли испортиться случайно? И сиденье тоже попало туда случайно?

— Ну да.

— Но ты ведь так не думаешь? — усмехнулся Йона.

— Нет.

Комиссар подумал о яхте, обнаруженной, когда она дрейфовала в заливе Святой Девы, кашлянул и задумчиво сказал:

— Если убийца сделал такое…

— …то это необычный убийца, — закончил за него Эрикссон.

Йона несколько раз повторил эти слова про себя. Им приходится иметь дело с необычным убийцей. Обычные убийцы действуют в состоянии аффекта, даже если спланировали преступление заранее. Деяние подразумевает сильные чувства, и убийство всегда несет отпечаток истерии. Окончательный план начинает оформляться уже потом, и тогда преступник пытается скрыть следы и обеспечить себе алиби. Но в этот раз у преступника, кажется, с самого начала была точно рассчитанная стратегия.

И все же он допустил ошибку.

Комиссар взял блокнот Нолена и решительно написал «Виола Фернандес». Обвел имя кружком, ниже написал «Пенелопа Фернандес» и «Бьёрн Альмскуг». Женщины — сестры. Пенелопа и Бьёрн состоят в близких отношениях. Бьёрн — владелец яхты. В последний момент Виола спросила, можно ли ей отправиться с ними.

Выявить мотив убийства будет нелегко. Комиссар помнил о своей недавней мысли — «Пенелопа Фернандес жива». Он решил так не потому, что на что-то надеялся, и не потому, что хотел подарить утешение. К тому же это было не более чем ощущение; мысль вильнула хвостом и пропала.

Если придерживаться следственных методов Комиссии, подозрение должно сразу пасть на приятеля Виолы и, возможно, на Пенелопу и Бьёрна, так как они находились на яхте. Следовало учитывать алкоголь и наркотики. Возможно, они поссорились — тяжелая драма ревности. Лейф Г. В. Перссон[13]скоро будет восседать в телестудии и рассказывать, что убийца — кто-то из близкого окружения Виолы, возможно — приятель или бывший приятель.

Йона подумал о намерении преступника устроить взрыв и пожар и попытался уловить его логику. Преступник утопил Виолу в бадье на корме яхты, отнес девушку вниз и посадил на кровать.

Мыслям стало тесно. Комиссар подумал, что пора притормозить и решить для себя, что известно наверняка, а на какие вопросы пока нет ответа.

Он еще раз обвел имя Виолы и начал сначала.

Известно, что Виолу Фернандес утопили в стиральной бадье и поместили на кровать в форпике и что Пенелопу Фернандес и Бьёрна Альмскуга пока не нашли.

Но это еще не все, сказал он себе и начал новый лист.

Детали.

Комиссар написал в блокноте: «Штиль».

Стоял штиль. Когда яхту обнаружили, она дрейфовала мимо Кастшера.

У судна был поврежден нос — как после довольно сильного столкновения. Эксперты уже сняли отпечатки и проверили их.

Йона швырнул блокнот Нолена в стену, закрыл глаза и прошептал:

— Perkele.[14]

Что-то снова ускользнуло от него — что-то, что уже было у него в руках. Он почти поймал главное, что-то почувствовал, почти понял, но снова потерял мысль.

Виола, думал комиссар. Ты умерла на корме яхты. Зачем тебя после смерти перенесли на нос? Кто перенес тебя? Убийца или кто-то другой?

Тот, кто нашел ее бездыханное тело, мог бы попытаться вернуть ее к жизни, мог позвонить в службу SOS Alarm — так обычно и поступают. А если этот человек понял, что она мертва, что уже слишком поздно и девушка не оживет, тогда он, наверное, не оставил бы ее лежать на палубе, отнес бы тело вниз и накрыл пледом. Но нести покойника тяжело и неудобно, даже если несут двое. Отнести же погибшую в салон не составило бы труда. Потребовалось бы преодолеть расстояние всего в пять метров — пройти в стеклянные двери и спуститься по лестнице.

С этим можно справиться и это можно сделать, поддавшись порыву.

Но никто не потащил бы труп вниз по крутой лестнице, по узкому коридору и не стал бы усаживать тело на кровать в каюте.

Это можно было сделать только с одной целью: чтобы женщину нашли на затопленной яхте захлебнувшейся в собственной каюте.

— Именно, — пробормотал комиссар и встал.