Нелепая привычка жить - Олег Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он очень быстро стал чувствовать и считать малышку своей дочкой. От слова «падчерица» его просто воротило. Какая Долька ему падчерица? Самая что ни на есть дочь. Тем более что других детей у них не было. Однажды – это было на втором году совместной жизни, когда Лана начала жаловаться, что устала от работы и хотела бы просто посидеть дома, – он предложил:
– Так давай заведем второго ребенка! Будет у Дольки брат или сестра.
Супруга так и отрезала в ответ:
– Нет уж! Хватит с меня и этой!
Впрочем, скоро умерла от инфаркта Нина Михайловна, и увольнение Ланы оказалось вполне естественным – надо же кому-то заниматься хозяйством.
Долька перенесла кончину бабушки на удивление легко. Только спросила:
– А ты веришь в то, что после смерти люди попадают на небеса?
Он пожал плечами.
– Даже не знаю, что тебе сказать… Но, наверное, это было бы неплохо. Не исчезнуть совсем, а жить где-нибудь на облаках… Или на звездах. Ты куда хотела бы – на облака или на звезды?
– Мне все равно, – очень серьезно отвечала она. – Хоть под землю, в ад – лишь бы с тобой.
– Ну что ты, Долькин! – растрогался и смутился Виталий. А она придвинулась поближе и ткнулась носом в его плечо.
Малахов понимал, что стал единственным человеком, к кому девочка была привязана по-настоящему. Ему она читала все свои стихи (с раннего возраста ее творчество четко делилось на публичное и интимное), показывала чудесные рисунки, обсуждала прочитанные книги, поверяла свои сокровенные мысли и переживания, только его обнимала и целовала, к нему забиралась на колени.
Как все женщины, в чьих жилах течет южная кровь, Долька довольно рано созрела. Виталий с удивлением наблюдал, что уже к двенадцати годам у его дочки стала расти грудь, оформилась талия, изменилась походка. И интересы тоже стали другими. И книги. Девочка зачитывалась Буниным, Цвейгом, Золя, Мопассаном, а однажды, когда ей было тринадцать, где-то раздобыла и проглотила за одну ночь «Лолиту» Набокова.
– Мне очень понравилось! – заявила она.
– Что ж там может понравиться? – изумился Виталий. С его точки зрения, вещь была премерзейшая, он ее даже дочитать до конца не сумел. Малахова вообще удивляло, почему это современная литература так тяготеет к описанию всевозможных извращенцев, психов и маньяков. Как будто о нормальных людях уже и сказать нечего.
– Все. Очень хорошо написано. Очень психологично. И жизненно. Я хотела бы обсудить эту книгу с тобой, – продолжала она, но Виталий только головой замотал:
– Нет уж, Долькин, уволь, это совершенно не моя вещь. Я все больше по Хемингуэю.
А вскоре за этим Лана устроила ему скандал из-за дочери. Первый за всю историю семейной жизни. Раньше они, как и все супруги, конечно, ссорились, но чтобы так…
Виталий купил Дольке новую компьютерную игру, «Симе», симулятор жизни. Она давно хотела ее иметь, много раз говорила об этом и, разумеется, несказанно обрадовалась подарку. Увидев, как Малахов вынимает из кармана квадратную пластиковую коробочку с яркой этикеткой под прозрачной крышкой, девочка издала восторженный возглас, с разбегу повисла у него на шее и звонко расцеловала. Виталий, смеясь, закружил ее по комнате. Лана с неудовольствием наблюдала за ними.
– Долорес, перестань сейчас же! – строго сказала она вдруг. – Виталий, отпусти ее. Ты ужинать будешь?
Он осторожно опустил девочку на пол. Есть хотелось, но Долька глядела такими умоляющими глазами-виноградинами…
– Чуть позже, – решил он вопрос в ее пользу. – Только поставлю ей игрушку.
Эти самые «Симе» действительно оказались очень занятной игрой. Сидя вдвоем на одном стуле, они увлеченно строили дом для семьи, состоящей из папы Виталия и дочки Дольки, и не заметили, что в дверях давно стоит Светлана. Ее присутствие они заметили только тогда, когда она подошла к ним и решительным жестом выдернула из розетки шнур удлинителя. Монитор тут же потух. А Лана развернулась и молча ушла.
Долька испуганно посмотрела на Виталия. Он пожал плечами и отправился на поиски супруги. Лана сидела в спальне у туалетного столика и с каким-то остервенением подпиливала ногти.
– Ланка, ты чего? Что случилось?
– Ничего, – процедила она сквозь зубы. – Ровным счетом ничего не случилось. Ну подумаешь, что ужин, который я тебе приготовила, давно остыл. Тебе же наплевать на мои труды! Тебе вообще на меня наплевать, только и знаешь, что с ней шушукаться да тискаться!
– Господи, что ты такое говоришь?! – ахнул он.
– Говорю то, что вижу! Разве ты не замечаешь, что эта пигалица уже выросла? Она давно не ребенок, а все виснет на тебе! И ты ее на руках таскаешь, обнимаешь да на коленочки сажаешь! Не стыдно?
– Лана… – у него просто не было слов.
– Только и думаешь что о ней! – супруга уже перешла на крик. – Ей игрушечки, ей подарочки, с ней сидишь целыми вечерами… Когда ты со мной последний раз куда-то ходил? Когда мне что-то дарил?
– Да только на прошлой неделе, – попытался оправдаться Виталий. – Ты захотела новый мобильник…
– Это не считается! – перебила она. – Тоже мне подарок! Просто дал мне денег, и все! Я сама моталась по магазинам, сама выбирала… А ей как только что-то в голову взбредет, ты сразу бежишь все прихоти исполнять!
Ссора продолжалась до глубокой ночи. Лана просто вышла из себя – такой он ее еще никогда не видел. Она говорила, говорила и никак не могла остановиться. Малахову припомнили все – и его провинциальное происхождение, и его «деревенскую скупость», и его сдержанный темперамент в постели, и его кумира Рокфеллера, и даже то, что он родился у своей матери вне брака. Потом, вспоминая эту первую безобразную сцену, он удивлялся, как он мог тогда все это вытерпеть, почему сразу не развернулся и не ушел из этого дома. Прежде всего, конечно, из-за Дольки. Но, видимо, и потому, что тогда все еще любил супругу.
В ту ночь они впервые спали в разных комнатах. Спали, конечно, сильно сказано – Малахов, постеливший себе на диване в гостиной, так и не смог заснуть до утра. Было непривычно мягко, он ворочался и к утру пришел к выводу, что в чем-то Лана, пожалуй, и права. Наверное, он действительно уделяет ей мало внимания. А Долька на самом деле уже большая, и тетешкаться с ней, как с ребенком, не стоит. Все-таки он не родной отец, мало ли что скажут люди… Да еще «Лолита» эта чертова…
На другой же день, когда девочка попыталась затеять с ним возню, Виталий мягко отстранил ее.
– Успокойся, Долька. Сядь, пожалуйста.
– Я хочу к тебе на колени.
– Не стоит. Ты уже большая, и тебе неприлично сидеть на коленях.
Она посмотрела на него с такой тоской, что у Малахова заболело в груди.
– Раз я большая, ты больше не будешь любить меня? – вдруг совсем по-детски спросила девочка.