Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018 - Михаил Белозеров

Мы всем нравимся, пока нас не узнают получше, решил Игорь. Одному Герману Орлову всё было нипочём: он храпел посреди комнаты на шикарной постели, положив рядом с собой автомат и раскинув руки и ноги. Его грязные ботинки покоились прямо на атласном покрывале, которое, правда, из розового давно превратилось в серое.

Игорь, казалось, только прислонил к стене голову и тут же уснул. Вернее, уснула только одна часть мозга, а другая слушала, что происходит вокруг и была настроена на тембр голоса командира, ждала его приказов. Приснилось ему, что пахнет молодой картошкой и солёными помидорами с укропом, как раз такими, какими угощала его Божена. Ему так захотелось есть, что он проснулся от голода. В желудке поселилась пустота, но голова была ясной, и можно было снова бежать воевать.

— Слышь… — приподнял голову Герман Орлов, — лезгинку танцуют.

Лезгинку Игорь не сразу услышал. Доносилась она издалека, как шелест ветра. Сама по себе лезгинка была всего лишь мелодией, но моджахеды давно сделали её неофициальным символом исламского государства Имарат Кавказ, что для русского уха было оскорбительно, потому что всё пришло оттуда — из одной большущей страны, и лезгинка по ту сторону «стены» воспринималась предательством.

— Ну, сейчас полезут, — лениво отреагировал Лёва Аргаткин, который сидел в кресле, вытянув ноги в рваных носках. — Ура тараканам!

Эта поговорка прицепилась к нему с месяц назад, и он к месту и не к месту применял её. На него даже косились, как на сумасшедшего. Но Лёва чувствовал себя вполне адекватным и на грубые шутки в свой адрес не обращал внимания, потому что знал, что у каждого в голове сидят свои тараканы, только не каждый об этом заявляет, смелости не хватает, наверное, а я смелый, думал он, и в бою был безрассуден.

Здоровенные армейские ботинки аккуратно стояли рядом. Лёва Аргаткин тёр раненый глаз. Его автомат, «бронник» и «разгрузка» валялись на полу в хлопьях тополиного пуха.

— Ага… — иронично прокомментировал Юра, — полезут, встретим. — И хмыкнул так, как только он один умел хмыкать — со значением, которое придавало ему уверенности в жизни. После его хмыканья почему-то хотелось думать, что всё обойдётся, как обходилось до сих пор.

За одно это можно было любить Юру Драганова, хотя некоторые и считали его чуть-чуть баламутом, как бродячего пса, чуть-чуть несерьёзным, в смысле большим пофигистом, а не будущим актером, в меру добродушным, не злым, но и не добрым, как Германа Орлова, который и человека-то ни за что ни про что ударить не мог, вот если его только разозлить. Но злить Германа Орлова почему-то никто не решался.

Юра Драганов просто спасался таким образом от мира. Жены у него было две, и обе богатые, и обе в Москве, но друг о друге, разумеется, даже не подозревали. Так что здесь, на Кавказе, он мог себе позволить расслабиться «по жизни». Когда у него спрашивали насчёт жен, он с ухмылкой отвечал: «Уметь надо…» — но особенно на эту тему не распространялся. А когда спрашивали, зачем воюет, если есть деньги, то говорил так: «Никто, кроме нас, даже за деньги. А в Москве что?..» Все знали, но всё равно ждали, что он скажет: «В Москве-то дюже скучно». И в этой игре слов были своя правда и своя логика, и презрение к сытой и чистой столице: чуть-чуть высокопарная, чуть-чуть наивная, но логика от народа, которому всё страшно надоело, но деваться некуда, как с подводной лодки, а надо упереться рогом и стоять, а если надо, помереть. «А что ещё делать? — с непонятным значением добавлял Юра Драганов. — Водку, что ли, жрать, так это дело нехитрое, у нас в стране каждый четвёртый это регулярно делает».

На этой стороне «стены» лезгинка, которая звучала в каждом втором доме, ассоциировалась с бородатыми немытыми рожами моджахедов, а там, где эта музыка — там обязательно крики, стрельба и поножовщина. Кавказские традиции гостеприимства давно канули в Лету. Те местные, у которых были деньги, разбежались кто куда, а те, кто остался из-за нищеты или каким-либо другим причинам, так или иначе были связаны с моджахедами. Да и пропаганда из-за «стены» возымела свои результаты. «Мы живём лучше, чем вы! — взывали оттуда. — Боритесь за новое исламское государство, и вы будете жить точно так же!» Так что Игорь давно не питал иллюзий в отношении местного населения, которое давно перестало быть «своим». Русских же на Кавказе вырезали ещё в первую чеченскую войну, поэтому властям опереться было не на кого и они проигрывали во всех отношениях.

Затем действительно ударила артиллерия, только не настоящая, которую все ожидали, а всего-навсего СПГ-9,[9]и можно было спокойно спать дальше, потому что это были почти такие же гранаты, которые использовались в РПГ-7. Боевики выпустили десятка два из них. Единственно, чего добились — подожгли верхние этажи с торца. Гостиница, которая была построена ещё в СССР, не то чтобы выстояла, она даже не шелохнулась. Затем начался уже привычный обстрел из стрелкового оружия. Но и он потихоньку сошёл на нет, спорадически разгораясь то на одном фланге, то на другом, словно боевики поняли бесперспективность своих усилий. Но, разумеется, это только так казалось. По опыту Игорь знал, что просто так они не уйдут, что рано или поздно их придётся выкуривать из каждой щели. Хотя, разумеется, группа из опытных бойцов могла потрепать нервы: планомерно обстрелять из гранатомётов первые два этажа, приблизиться, забросать гранатами и ворваться внутрь. Но делать это, по всей вероятности, моджахеды не умели, а может, не хотели умирать и шли, чтобы только пограбить, побузить. А может, впереди была Москва? Кто его знает?

— Как ты думаешь, сколько мы их уложили? — громче обычного спросил Герман Орлов.

— Сотни две точно, — уверенно сказал Лёва Аргаткин, шнуруя ботинки.

— Ха! — иронично воскликнул Юра Драганов и снова уснул.

Игорь подумал, что он лично убил троих. Это те, которые упали и не поднялись. Первого завалил в самом начале боя, когда боевики пёрли дуром прямо через площадь Козлова. Бежавшего впереди всех, здорового, с бородой до пупа, он снял с шестого этажа и потом ради интереса, даже когда уже бегал вверх-вниз, нет-нет да и поглядывал в окна — боевика никто не утащил, потому что площадь простреливалась с нескольких точек; второго — того, который был обкуренный и внаглую вымелся прямо перед гостиницей; третьего же — абсолютно случайно, когда духи пошли в атаку и уже закидывали гранатами подвал, а Игорь как раз сидел в нём, и боевики оказались точно на линии флангового огня, так что в самого крайнего он приложился весьма конкретно, почти в упор. И хотя боевик был в бронежилете, от него во все стороны полетели клочья — вот что значит тяжёлая пуля калибра семь целых и шестьдесят две сотых миллиметра. Может, Игорь зацепил ещё кого-то, но не был в этом уверен, потому что атака захлебнулась и боевиков как корова языком слизнула. Сидеть в подвале, когда тебя обнаружили, было глупо, поэтому Игорь сменил позицию. Потом на этом месте убили старшего сержанта из Вологды, выстрелили туда из гранатомёта — видать, специально караулили.

— Выдохлись?! — крикнул Герман Орлов, которого контузило ещё утром, и поэтому он разговаривал громче обычного.