Путь к Босфору, или «Флейта» для «Императрицы» - Юрий Яковлевич Иваниченко

высадки. Командир транспорта, турецкий морской офицер, отлично справился со своей задачей.

Высадка была произведена быстро, причем нескольких местных жителей, находившихся на берегу, захватили в плен, и транспорт вернулся целым и невредимым в Константинополь. Десантный же отряд, как и следовало ожидать, был тотчас же обнаружен русскими и взят в плен, не выполнив своей задачи.

«Бреслау» повернул к берегу Крыма, обстрелял у побережья несколько русских тральщиков и самолет, сбросивший бомбу, упавшую в расстоянии 1000 м от крейсера, и вернулся в Константинополь.

Кирилл

Колёсный скрип, звон лошадиной сбруи заставили его спрыгнуть с перекошенного крыла и присесть в тени. Как-то он прозевал приближение людей. Увлёкся. Делал одно приятное открытие за другим.

Как ни странно, но после столь основательной встряски его аэроплан особенно не пострадал, если не считать:

Первое – соскочившего с консоли мотора; но при этом медная трубка бензопровода только разогнулась, а сорванную резьбу можно было обновить и без токарного станка.

Второе – лопнувшей стойки шасси; ну да она трубчатая – временно срастить можно даже вставкой.

И третье – надломленного правого крыла…

– В полевых условиях – три полудюймовые дощечки и две дюжины гвоздей, – вслух констатировал лейтенант Императорского военно-воздушного флота.

Он проверил элерон, поскрипев вверх-вниз «рулевыми перьями» птичьего крыла «Таубе», повисшими на одном только клееном полотне.

– Однако сдаётся, германец нас с тобой спас, – похлопал лейтенант ладонью по крылу с дворянским гербом, отозвавшемуся барабанным гулом.

И впрямь, германский аэроплан и смягчил удар, сам треснувшись всмятку, и стал таким себе трамплином, благодаря которому самолёт Кирилла подпрыгнул верх и ещё спланировал саженей на сто, почему и сел, как положено, на шасси, вот только, охромев, чуток запрокинулся набок.

– Ну да это поправимо, – прокряхтел Кирилл, возвращая шпильки чугунного картера в гнёзда лонжеронов.

Мотор встал на место.

«Закрепить только как-нибудь до лерки и контргайки…» – Кирилл вытер пот на лице рукавом нательной сорочки.

И – присел за фюзеляжем машины, благо, накренившейся в его сторону так, что снизу не видно было даже ботинок с обмотками. Лихорадочно расстегнул фанерную кобуру «маузера».

– Гутен таг? – прозвучал грудной женский голос в вопросительной интонации.

Подумав, Кирилл поднялся.

На козлах старенькой коляски с облезлой кожей складного верха управлялась такая себе деревенская «матрона» – судя по небедному крестьянскому платью и совсем уж не крестьянскому экипажу. То ли супруга сельского богатея, то ли дочь управляющего. Особа в пёстрой, куропачьей расцветки, понёве, в местной разновидности шали – виллайне, – точно шотландскую юбку на плечи накинула. Голова замотана в повойник, но опять-таки, не по-русски – кружевной чепец выглядывает из-под платка, наползает на глаза. Так что их и не видать вовсе.

– Гутен таг, фрау, – неуверенно произнёс Кирилл, рефлекторно оправляя костяшкой пальца усики «эпохи твид» и соображая: а на кого он сам похож в байковой нательной сорочке и галифе? К любой европейской армии причисляй. Оливковый френч на английский манер и куцую кожаную куртку на меху он снял, запарившись.

Но после его слов коляска, запряженная парой каурых, не останавливаясь, начала выворачивать вспять. Видимо, на ответ никто и не рассчитывал. Скорее даже рассчитывали, что ответа не будет. Так что Кирилл поспешил успокоить:

– Погодите, м-мадам… сударыня. Я свой, русский!

В ответ раздался сдержанный смешок в ладошку, и коренника, запнувшегося было, снова поощрительно шлёпнули по крупу вожжи. Коляска заскрипела рессорами, трогаясь.

Запоздало сообразив, что для немалой части местной публики «свой русский» – утверждение довольно сомнительное, даром, что двести лет живут российской губернией, Кирилл добавил, с его точки зрения, – примиряющее:

– Я из госпиталя, – и покосившись на распластанные перед ним птичьи крылья «Таубе», даже сам хмыкнул. – Прилетел.

И то, правда, – аэроплан на санитарный фургон не походил нисколько.

Глуховатый смешок повторился, но коляска на этот раз остановилась, и вроде как окончательно. Возница обернулась через плечо.

Лицо, разрумянившееся, точно матрёшка хохломской росписи (тем более похоже, что в обрамлении золотистых локонов из-под платка), – молодуха приблизительно его лет.

– Да видела я, как вы прилетели, – с детски-лукавым прищуром, но с достоинством в голосе, произнесла «матрона».

По-русски так на удивление чисто. Только что гласные нараспев.

– Вот как? – потянулся лейтенант за френчем. – Что-то я вас там не видел по пути. – Он кивнул на небо.

– Да рано, наверное, – снова фыркнула смешком молодуха, проследив его взгляд. – На небо мне.

Повозившись, она достала откуда-то из-под себя маленькую пёструю жестянку, с хлопком откупорила крышку и, совершенно как в южных губерниях – семечку, закинула в рот леденец.

– А вы, раз на облаках не усидели, что теперь делать думаете?

«Матрона» игриво повела чёрной, будто сурьмлённой бровью, контрастирующей с золотистыми локонами. Посмотрела на лейтенанта с оценивающим любопытством.

«Взгляд какой-то… Как у скупщика, – отметил Кирилл. – Этак, чего доброго, и домой свезёт, баньку натопит, а там, глядишь, и сожрёт с потрохами и со всем “русским духом”…»

И словно отвечая на вызов, он не стал натягивать френч, хоть и озяб уже; забросил на плечо, прищурился одним глазом.

– Думаю помощи искать у обывателей. Мадемуазель, мадам? Фрау, фрейлейн?

– Мартой зовите. Французского не знаю, – вроде как не поняла молодуха, однако, судя по тому, как прояснила с ленцой, выразительно откинув вверх кружево «замужнего» чепца, сообразила дополнить: – Вдова здешнего урядника…

В водянистых прозрачно-серых глазах «фрау-мадам» заискрила солнечным бликом азартная чертовщинка. Значит, смысл уловила-таки.

– Русский? На фронт ушёл? – направился к двуколке лейтенант, демонстративно снимая на ходу портупею с фанерной кобурой «маузера».

– Да уж лучше бы так, – пододвинулась на козлах молодая вдова, несмотря на то, что коляска оказалась пустой. – А то в бане угорел с перепою, как… Как русский.

И не дав лейтенанту парировать:

– Там рыбой пропахнете, – добавила и пояснила, перехватив слегка недоумевающий взгляд офицера в коляску: – По ресторанам развожу. Сама себе агент.

Это уже прозвучало невнятно из-за леденца за щекой, но с некоторым даже вызовом. Дескать, дама практическая, ни чета всяким там…

– Неужто, сами и ловите? – недостоверно удивился Кирилл.

– Это нет, – сплюнула наконец Марта мешающий леденец. – Я наших сомов со щуками даже боюсь, как биться станут. Скупаю уже потрошёнными. На пятак дороже, но беспокойства меньше, опять – доставка скорее…

– Ишь ты, капиталистка, – сорвалось с языка лейтенанта, впрочем, под нос себе, чуть слышно.

Но Марта смерила его снисходительным взглядом:

– Кажется, господин офицер «Капитал» читал? Странно. Зачем вам, если есть что терять, «кроме своих цепей».

– Да я, грешным делом, Маркса вообще не читал, – теперь совершенно искренне удивился Кирилл, располагаясь на кожаном сиденье козел. – А вас кто пропагандировал?

– Никто, супруг толковал, как умел… – усмехнулась вдовица.

– Урядник? Маркса? Толковал? – не сдержался лейтенант Императорского военно-воздушного флота.