Без права на ошибку - Алексей Викторович Вязовский

– О, а я думаю, куда он пропал? – командующий был доволен. Видать, всё прошло как надо. Да еще и пару рюмок успел опрокинуть, вот и радуется. Лицо красное, глаза ощупывают Меган. – Налейте ему сто грамм, награду обмыть надо!

Мне сунули в руку фужер – совсем не рюмка. Ох, плохо все это кончится! Я поставил его на стол, отцепил медаль и опустил ее в водку.

– Ну, чтобы не последняя, – сказал я и выпил до дна. Под удивленным взглядом иностранцев занюхал все хлебом. Отвернувшись, прицепил американскую звезду на место и только после этого потянулся к закуске. Тут главное что? Не опозориться. Эх, знать бы о фуршете заранее – выпил бы масла, а то сейчас даст в голову натощак.

Тост поддержали – и наши, и американцы. Причем Гарриман потом еще и захлопал, вполне искренне. И даже пробился сквозь столпившийся вокруг него народ, чтобы снова пожать мне руку.

А Меган всё не успокаивалась:

– Товарищ дженерал!

Кирпонос посмотрел на неё и кивнул.

– Поговори с ней, Петр. Я предупредил, что никаких подробностей, фотографий и фамилий. Пусть американцы узнают, как мы здесь воюем.

О, а чье это такое кислое лицо? Неужели товарищу Мельникову что-то несвежее попалось? Не то что я злорадствую. Мужик он неплохой, да и должность у него – только дурак решит отношения портить. Но временами слегка перегибает. К тому же видит – я с американкой общаться не хотел никак.

– Сколько вам лет?

Первый вопрос и сразу не в бровь, а в глаз.

Мы вышли из столовой, проследовали в соседний лесок. Весеннее солнышко слегка подсушило местное болото, зато было полно пеньков, где можно расположиться. Я посмотрел в небо. Просто привычка – проверять воздушное прикрытие. И оно, надо сказать, не радовало. Всего одна тройка советских самолетов утюжила небосклон. Я опять напрягся.

– Сорок два.

– Вы женат?

Меган посмотрела сначала на мою левую руку – видимо, по привычке. Американцы же носят кольцо не как мы. Потом на правую.

Видит бог! Я не собирался снимать кольцо с руки. Но когда мылся в полковой бане, решил подстраховаться. Да и нет у меня такой привычки – носить кольца на фронте. Тут ситуация может как угодно сложиться. Зацепится, допустим, за борт машины, из которой выпрыгивать будешь – и прощай, палец. Да и большинство населения кольца вообще не носят. Не до того.

– Есть такое, – не стал я кривить душой. – Жена врач.

Поменьше подробностей, так и жить проще. А то напишет в газете у себя, и кто знает, как оно потом аукнется. Дружба с союзничками не особо долгой будет.

После парочки вопросов типа «где крестился, на кого учился» американка приступила к главному:

– Расскажите, как это был с Гиммлер?

– Нет. Об этом разговора не будет. Там много людей было задействовано, которые могут пострадать. Поэтому о чем-нибудь другом. Секретное дело, понимаете?!

– Ок, а что можно?

Ну я ей и живописнул, как в лагерь попал, про больницу, про скотские условия, как немцы собирались пленных уничтожить. Ну, и про побег наш. Тут уж красок не пожалел.

Меган сначала просто слушала, потом за блокнот схватилась.

– Извыните, я боюс забыват подробност. Уан момент.

Что она там строчила – не знаю, она ж на своем писала. Как по мне, авантюра это. Такие вещи с кондачка не делаются. Через политотдел надо. Там согласуют тему беседы, вопросы, переводчика предоставят. Перевести, чтобы ошибок не получилось. Ну и присмотреть, чтобы чего лишнего наш человек не ляпнул. А то вот так выпьет военный чутка лишнего, да и сообщит какие-нибудь сведения, составляющие военную тайну. Но мне командующий практически приказал при свидетелях, это раз. И история про наш побег от немцев никак не секретная, это два. Её я уже сто раз излагал, и устно, и письменно. В том числе и… Ладно, вот про этого слушателя не буду. И никаких претензий не было. Хотя бы потому, что в итоге это привело к возвращению домой моего боевого товарища.

– Ну вот такая история, – сказал я, поднимаясь.

– Это… просто ужасный вещь! – открыв широко глаза, припечатала Меган. – Я обязательно буду писать об этот случай! Так невозможно! Пленный убивать и не кормить! Вы есть настоящий герой, что спасли их!

Ага, еще про Женевскую конвенцию и Красный Крест вспомни.

Но, похоже, американка не про то думала. Вскочив, да так, что уронила на землю и блокнот свой, и сумочку, она схватила мое лицо и прямо-таки впечаталась губами в мои. И поцелуй этот был… совсем не такой, как обычно чужих целуют. Он длился не одну секунду, и даже не пять.

Наконец я не выдержал, деликатно отстранил американку. Меган раскраснелась, тяжело задышала. Ее обширная грудь под блузкой прямо-таки подскакивала вверх.

– Товарищ колонел, а можно просить вас помощь – выгнат… как это будет по-русски?…рэт? – она даже показала размеры того, что незаконно у нее поселилось. С небольшого щенка примерно.

– Крыса?

– Да, я видела это у себя в жельище.

Вот чего мне не хватало, так это еще похода в ее землянку. Ну и отказываться тоже неудобно. Пошли ловить крысу.

Землянку американке выдали самую лучшую, небось, интенданта фронтового выселили отсюда – обитая деревом, со столом и стульями, освещение – сразу две керосиновые лампы. И на полочке на всякий случай сплющенные гильзы, штуки три. Если что – чадить будут нещадно, но без света не останешься.

Меган закрыла дверь, набросила крючок. Ай-ай-яй. Горю синим пламенем!

Мне предложили снять шинель, сапоги. Да я бы и сам грязь не потащил в такую чистоту. Перед приездом американцев тут, похоже, все вылизали, даже набросали на пол свежих опилок. Пока я колебался, Меган быстро скинула верхнюю одежду, наклонилась, заглядывая под кровать. Причем так изогнулась, что ее упругая пятая точка оказалась прямо передо мной.

– Она там! Скэри!

Чего греха таить… не удержался. Взял ее за попку обеими руками, под поощрительный «ах» подвинул к кровати. Меган призывно вильнула тылом, впечаталась мне в пах. Тут уже я не выдержал. Задрал ей подол, сжал в ладонях аппетитные «дольки». Тут уже раздалось страстное «ох». Американка встала на кровати на колени, еще больше задрала подол. Последние остатки разума меня покинули.

Потом лежал рядом, переводил дух. Если бы курил – сейчас точно засмолил. Десять минут удовольствия и чувство вины на месяц. Изменил жене. Пошел, можно сказать, по наклонной, и ведь не отбояришься, что показалось или приснилось. Вон блондиночка крутится рядом, поправляет трусики. И даже ничуть не смущена – поглядывает с благодарностью. В партизанах я тоже не ангел был, но это… другое совсем, короче.

– Это было супер! Ты риал хироу!

– Кто?

– Настоящьий герой! Ай нид ёр фото!

Фотографию хочет. Я вяло поразмышлял насчет Мельникова, секретности и всей