Копи царицы Савской - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее понесло. Стресс всегда плохо влиял на ее психику. Она кричала, потом утихла и заплакала. Агафон отнесся к ее истерике со стоическим терпением. Позволил ей выкричаться, выплакаться. Он сидел не шевелясь и не произносил ни слова. Только подал ей батистовый платочек, когда она зашмыгала носом.
– Ты моя добыча, – спокойно подтвердил он. – Я очень долго охотился за тобой. Я думал, что не успею...
– Отпустите меня...
– Я не могу! Ты мне нужна.
– Зачем? Для алхимических опытов? Или мыло варить?
– Тебе ничего не угрожает, поверь.
– А я не верю! Не верю! – взвилась Глория. – Кто были те двое, на джипе? Вы их наняли?
– Нет. Я их не знаю.
– Рассказывайте! – саркастически усмехнулась она. – Господи! За что мне все это? Почему я? Все было так хорошо... так легко... Наверное, за легкую жизнь надо платить? Да?
Ее запал быстро иссяк, и она поникла, погрузилась в апатию. Ей вдруг стало безразлично собственное будущее. Она больше не жалела о прошлом. Она даже не хотела вырваться из этой увешанной гобеленами клетки на волю, туда, где шумят деревья, где стоит по оврагам талая вода... где весна рассыпает первые цветы и проливает на стылую землю теплый дождь...
– Тебе не нужно меня бояться, – печально произнес Агафон. – Никто не собирается тебя убивать. Давай... сыграем в шахматы!
Она уставилась на него как на полоумного. Шахматы! Он что, совсем свихнулся?
Санта, как обычно безмолвный, принес дорогую доску из разных пород дерева и тонко выточенные фигурки. Карлик расставил шахматы. Себе – белые, Глории – черные.
– По-моему, все наоборот. Черными играете вы.
– Это заблуждение, которое скоро рассеется...
Она ленилась обдумывать ходы, и партия стремительно завершилась победой Агафона. Впрочем, он не обрадовался.
– Почему вы называете этих всадниц «Русалочьей охотой»? – спросила она, кивая в сторону гобелена над кроватью.
Карлик продолжал сидеть в кресле, и ей пришлось поддерживать беседу. Молчание пугало ее.
– Существует поверье о «дикой охоте», – равнодушно начал он. – Когда по небу несутся рыцари на черных конях, а за ними бежит свора черных псов... это дурной знак. Кто его увидит, тому следует остерегаться. Когда в лесу внезапно покажутся пышно разодетые всадницы с длинными волосами – их называют «русалочьей охотой»...
– Что же предвещает «русалочья охота»?
– Близкую смерть...
Южная Африка, XIX век
В долине реки Лимпопо водились хищники, и это заставляло путешественников постоянно быть настороже. Один из них был белым, другой имел смешанную кровь. Когда-то его чернокожая прабабка полюбила европейца и родила от него нескольких малюток. Благодаря этой любви потомки получили вьющиеся черные волосы, большие губы и смуглую кожу.
– Правда ли, что здесь обитают львы-людоеды? – с опаской осведомился молодой человек, одетый в военную форму колониальных войск без знаков отличия.
– Думаю, любой лев может полакомиться человеческим мясом... – лениво отозвался смуглый проводник.
Он был красив, как бывают красивы люди от смешанных браков. Белый явно уступал ему и в росте, и в мужской привлекательности, и в выносливости. Он отставал, часто садился отдыхать, боялся насекомых и змей и очень много говорил. Его звали Андре. Он приехал в Африку из России – далекой страны, о которой его проводник Мануэль слышал в первый раз.
Андре считал себя прирожденным путешественником. Он рьяно изучал языки и все свои деньги тратил на поездки по миру. Например, в прошлом году он побывал в Англии, и сырой туманный климат этой страны пробудил в нем желание посетить Южную Африку.
Мануэль слушал его вполуха, шагая чуть впереди и поглядывая по сторонам. Здешние племена не жаловали белых, и проводник старался обходить места, где можно было встретить воинственных африканцев. Кто знает, не занесет ли их сюда какимнибудь недобрым ветром?
– Ты действительно веришь в древние руины? – обернулся он к Андре. – По-моему, это вранье! Англичанин обманул тебя.
– Что ты? Джентльмены не обманывают. К тому же сэр Роджерс известный охотник, который не станет портить себе репутацию пустыми выдумками.
– Англичане врут так же, как и все остальные люди! Я никогда не слышал о развалинах каменного города. Откуда здесь, в саваннах, камень? Местные жители испокон веков строят себе хижины из пальмовых листьев.
Андре остановился, снял пробковый шлем и вытер струящийся по лицу пот.
– В трехстах километрах от реки должны быть густые заросли, в них-то и скрываются руины.
– Как по мне, брехня все это! – упрямо твердил проводник.
Они спугнули стадо антилоп, которые кинулись врассыпную. Андре с восторгом наблюдал за грациозными животными, забыв об усталости и сожалея, что нельзя подобраться к ним поближе. Вдали в желтоватом знойном мареве паслись зебры.
– Послушай, на что тебе сдались эти камни?
– Ты не понимаешь! – не отрывая глаз от антилоп, воскликнул путешественник. – Каменные стены могли возвести здесь, в глубине континента, только могущественные правители. Это либо царь Соломон, либо царица Савская. Ты читал Библию?
Мануэль был набожным католиком, но читать не умел. Никто не позаботился обучить его грамоте. Разглагольствования миссионеров, которые наводнили Африку в надежде обратить в истинную веру дикие племена, усыпляли его еще быстрее, чем стрекот цикад. Он что-то слышал от переселенцев о золотых шахтах в лесах мопани[3], но не придавал этому значения. Золотая лихорадка обошла его стороной.
Пожав плечами, он двинулся дальше. Солнце светило прямо ему в лицо, но он привык к зною. Зато Андре просто изнемогал. Его нос покраснел и облупился, ресницы и брови выгорели, губы потрескались.
– Давай отдохнем, – гундосил он в спину Мануэля, который неторопливо шагал вперед. – Я больше не могу...
– Дойдем до тех кустов, там, в тени, остановимся.
Проводник махнул рукой в направлении высоких густых зарослей. Андре брел из последних сил.
– Это акация? – удивленно пробормотал он, разминая в пальцах узкие листочки. – Ей-богу, акация!
Проводник отстал, подыскивая место для привала.
Углубившись в заросли, Андре вскрикнул от неожиданности. Кусты поредели, и его восхищенному взору открылась величественная стена высотой около десяти метров. Камни были не обработаны и сложены один на другой без всякого скрепляющего материала.