Женщина – не мужчина - Итаф Рам

Да так ли уж хорошо?.. Исра никогда об этом не задумывалась, вообще не рассматривала это как какой-то особый талант.

– И что из тебя слова лишнего не вытянешь, он тоже предупреждал.

Если до этого лицо у Исры было розовое, то теперь наверняка стало малиновым. Она открыла рот, чтобы ответить, – но не смогла издать ни звука.

– Да не смущайся ты, – сказал Адам. – Если человек любит помолчать, в этом нет ничего стыдного. По мне, так даже и лучше. А то придешь домой, а там жена постоянно зудит в ухо – удовольствие ниже среднего.

Исра кивнула, хотя не очень понимала, с чем соглашается. Адам принялся за еду, а она сидела за столом и разглядывала мужа, гадая, способен ли он подарить ей ту любовь, о которой она грезит. Пристально всматривалась в его лицо, пытаясь найти хоть каплю тепла. Но отсутствующий взгляд темно-карих глаз Адама был устремлен куда-то мимо нее, в неведомую даль, как будто он забыл, что Исра сидит перед ним.

Адам вновь посмотрел на нее, только когда они улеглись в постель. Поймав его взгляд, она улыбнулась в ответ.

Эта улыбка удивила ее не меньше, чем его. Но Исра во что бы то ни стало хотела сделать мужу приятно. Прошлой ночью он застал ее врасплох, но теперь она знала, чего ждать. Она говорила себе, что, если улыбаться и изображать удовольствие, вполне вероятно, оно придет само собой. Может быть, чтобы Адам полюбил ее, нужно не выказывать ни тени сопротивления. Давать ему то, что он хочет, и делать это с радостью. Что ж, это ей по силам. Она отдаст ему себя и взамен получит его любовь.

Про Америку Исра все поняла быстро. Несмотря на все надежды, что в этой стране женщины, возможно, живут иначе, оказалось, что в общем все здесь устроено точно так же. А местами даже и хуже. Адама она целыми днями почти не видела. Каждое утро он уходил в шесть, чтобы успеть на поезд до Манхэттена, и возвращался только к полуночи. Она дожидалась его в спальне, все прислушивалась: не хлопнула ли дверь, не топает ли он по лестнице? И всегда находилась причина, почему его так долго не было. «Проторчал на работе допоздна», – говорил он. «Пришлось кое-что подлатать у отца в магазине». «В час пик было столько народу, что я даже в вагон втиснуться не смог». «Встречался с друзьями в кальянной». «Сел играть в карты и сам не заметил, как время пролетело». Даже если он приходил домой пораньше, все равно никуда жену не водил. Часами сидел перед телевизором, задрав ноги на журнальный столик и потягивая чай, пока Исра с Фаридой хлопотали на кухне.

Когда не надо было помогать свекрови по хозяйству, Исра просто сидела и глазела в окно. За окном тоже была тоска. Куда ни кинешь взгляд – кругом только коробки домов. По обеим сторонам улицы громоздился красный кирпич. Вдоль мощеного тротуара стройными шеренгами стояли платаны, корнями разламывающие бетон. По серому, обложенному тучами небу носились стаи голубей. А за вереницей унылых кирпичных домов и обшарпанных бетонных плит, за деревьями и серыми голубями шумела Пятая авеню, где мимо крохотных магазинчиков мчались машины.

Вскоре Исра убедилась, что Фарида во многом напоминает ее мать. Свекровь расхаживала по дому в просторных хлопковых халатах и целыми днями готовила и прибиралась. С утра до вечера она прихлебывала чай – то простой, то кахву с травами и пряностями. Когда сыновья были дома, Фарида нянчилась с ними, словно они были фарфоровыми куклами, а не взрослыми мужчинами. Готовила на ужин только то, что им нравится, пекла их любимые сладости, а на работу и учебу всегда давала с собой пластиковые контейнеры, доверху набитые острым рисом и запеченным мясом. Как и у матери, у Фариды была только одна дочь – Сара, и Фарида обходилась с ней так же, как мать с Исрой, – будто со временной постоялицей, о которой вспоминают, только когда надо что-то приготовить или прибрать.

Единственное отличие между матерью и Фаридой заключалось в их отношении к пяти ежедневным молитвам – Исра ни разу не видела, чтобы Фарида совершала их как полагается. Каждый день она вставала на рассвете и направлялась прямиком на кухню, где ставила на плиту чайник и, пока он свистел, торопливо бормотала себе под нос: «Господи, прошу тебя, убереги нашу семью от позора и бесчестья». Исра молча стояла в дверях, с трепетом слушая бормотание Фариды. Однажды она спросила у свекрови, почему та не становится на колени, но Фарида засмеялась и сказала:

– Да какая разница, как молиться? Развелось в последнее время религиозных! Сходят с ума по всяким мелочам. Молитва – это по-любому молитва, так ведь?

Исра всегда соглашалась с Фаридой, чтобы не огорчать ее. Она совершала намаз пять раз в день, но не на глазах у свекрови, а внизу, в спальне. Иногда, доделав все дневные дела, она прокрадывалась в полуподвал, читала полуденную и предвечернюю молитвы и быстренько, пока никто не заметил, возвращалась на кухню. Фарида не запрещала ей молиться, но Исра на всякий случай таилась, надеясь заслужить ее любовь. Мама на нежности была скупа, приласкать могла лишь изредка, когда дочка хорошо заправляла чечевичный суп или так отдраивала полы, что бетон чуть ли не сверкал. Но Фарида гораздо сильнее мамы. Может быть, в ее могучей душе и для любви больше места?..

Подметя полы, протерев зеркала, разморозив мясо и замочив рис, они садились за кухонный стол и, попивая чай, говорили – точнее, говорила Фарида. Казалось, целый мир бурлил на ее устах. Она рассказывала Исре о жизни в Америке, о том, чем занимается, когда не нужно готовить и прибирать. Иногда она навещала свою подругу Умм Ахмед, жившую неподалеку, по воскресеньям ходила по магазинам вместе с Халедом, а по пятницам, если было настроение, посещала мечеть, откуда приносила самые свежие сплетни обо всех друзьях и знакомых. Подавшись вперед и широко раскрыв глаза, Исра впитывала каждое слово свекрови. За несколько недель, проведенных в Америке, она прониклась к Фариде симпатией, если не сказать восхищением. За ее умение громко, не стесняясь, высказывать собственное мнение. За ее необычайную силу.

Однажды Исра и Фарида разбирали свежепостиранное белье – эту работу они всегда оставляли напоследок. Во влажном воздухе пахло отбеливателем. Фарида сидела, привалившись спиной к стиральной машине и скрестив ноги, и раскладывала по парам черные носки. Исра устроилась рядом в своей обычной позе – ноги вместе, руки на коленях, – словно пытаясь сделаться меньше. В куче белья ей попались цветные мужские трусы. Исра никогда их раньше не видела. «Наверное, это кого-то из Адамовых братьев», – подумала она. Коснувшись их, она почувствовала, как заливается краской, и поспешно отвернулась от Фариды. Не хотела показаться девчонкой, которая краснеет при виде мужских трусов.

– Наконец-то у меня помощница есть, до чего же хорошо! – сказала Фарида, складывая выцветшие джинсы.

Исра широко улыбнулась:

– Я всегда рада вам помочь.

– Вот она, наша женская доля! Хлопочи да прислуживай.

Исра отложила светло-зеленые трусы и придвинулась поближе к Фариде.

– Вы весь день только хозяйством и занимаетесь?

– Как заведенная, – отозвалась Фарида, качая головой. – Иногда жалею, что не родилась мужчиной. Хоть бы попробовать, каково это! Никаких тебе лишних горестей! – Она потянулась было за очередной парой носков, но остановилась и посмотрела на Исру. – Мужчины только и твердят, как они вкалывают ради семьи. Но они не понимают… – Она запнулась. – Они понятия не имеют, каково быть женщиной в этом мире.