Заметки пассажира. 24 вагона с комментариями и рисунками автора - Андрей Бильжо

Меня как-то пригласили в город Чебоксары на первый фестиваль юмора «Золотой Чапай». Легендарный командир и герой анекдотов родился именно в этом городе. Пригласили меня туда по двум причинам. Во-первых, чтобы я сделал выставку своих карикатур про Василия Иваныча, Петьку и Анку, коих у меня много. А во-вторых, чтобы я посветил там своими, со слов устроителей, роскошными усами и проехал на тачанке в бурке через весь город. Когда-то давно, школьником, я был в столице советской Чувашии, и у меня даже есть фотография, где я еще без усов и с волосами стою на фоне памятника Чапаеву. Я тогда плыл на пароходе по Волге вместе с красными следопытами. А искали мы следы Надежды Константиновны Крупской. Про Наденьку было меньше анекдотов, чем про Василия Ивановича Чапаева, но тоже достаточно. Короче говоря, предложение приехать на фестиваль «Золотой Чапай» мне показалось забавным, и я согласился. Вагон СВ туда и обратно был мне обеспечен. А в соседнем со мной СВ обнаружился замечательный писатель и очень обаятельный человек Семен Теодорович Альтов, тоже ехавший на этот фестиваль. Вот есть все-таки отчество, которое хочется и приятно произносить. Согласитесь, как красиво – Теодорович. Что-то тореадорское, смелое, звонкое. В общем, с Семеном Теодоровичем и с коньяком мы славно скоротали вечер и утром прибыли в Чебоксары. Позавтракав в местном ресторане и выпив с утра водочки, я поехал смотреть свою выставку карикатур. Кстати, слегка выпить утром, да простят меня коллеги-психиатры и наркологи, совсем неплохо. Особенно если ты приехал в чужой город, особенно если ты гость этого города, особенно если тебя принимают и угощают именно как гостя и особенно если тебе не предстоит ничего серьезного делать. А отвечать на вопросы типа: «Как вы думаете, не обиделся бы на вас Василь Иваныч, если бы он был жив и если бы он увидел ваши карикатуры, где он изображен?» – уж точно легче после трех рюмок водки. После знакомства с выставкой меня отвезли к памятнику Чапаеву и надели на меня бурку.

«А где папаха? – спросил я. – Если бурка есть, то должна быть и папаха». – «Папаху, извините, не нашли». Вот тебе раз. Я знал, знал, что будет потом. Интуиция меня никогда не подводила. Интуиция, благодаря которой я был хорошим (это без ложной скромности) психиатром. Я знал, знал, что мне испортят настроение. Я уже мысленно слышал эту фразу заранее, и она, эта фраза, не заставила себя ждать. Я услышал ее, проходя в бурке и блестя лысиной через толпу чебоксарцев. «О, гляди, Розенбаум в бурке!» Обозначили, сформулировали, приговорили. Какие усы, какой Чапаев, какая бурка? А бурку мне потом подарили, и я привез ее в Москву. Она долго висела в моей мастерской. Когда ко мне приходили друзья выпивать, ее все мерили, и она всем, абсолютно всем, шла. Все становились сразу стройными и смелыми. И конечно же плечистыми. Плечи, кстати, и длина бурки, покрывающая круп лошади, – это была защита всадника и его коня от сабельного удара. Это я узнал в Чебоксарах. А потом эту бурку я отвез в Венецию, которую люблю и в которой периодически бываю. Здорово, правда? Чапаев, Розенбаум, Чебоксары, бурка, Венеция. Неплохой ряд. Странный, как жизнь, в которой невозможно предугадать следующий ход. Эту бурку в Венеции я подарил моему другу, итальяноведу Глебу Смирнову, живущему там, в Венеции, давно. Экстравагантный Глеб ходил в бурке по Венеции, которая, впрочем, все видела и ничему давно не удивляется. А потом на карнавале эту бурку у Глеба кто-то украл, и у кого она живет сейчас – неизвестно.