Моя жизнь с Евдокией - Людмила Старцева

— Не сейчас — сказала Евдокия, и полезла под кровать — досыпать.

Коты впали в спячку. Видимо, до весны. Если так и дальше пойдет (в смысле холодов), будем печку топить (да-да! — воскликнули все — и поскорее!)

На днях были куплены дрова, вернее, будущие дрова. Пока это здоровенные ломти, на которые нарезаны стволы бывших деревьев. Теперь их нужно расколоть на мелкие полешки, чтобы в печь помещались. Для этого приглашен специальный человек, который придет к нам на выходные с топором, и наделает дров.

А пока этот бурелом лежит здоровенной кучей под забором, и Дуся уже пару раз совершила на нее восхождение, едва не переломав ноги. Во время последнего подъема на деревянный Эверест, сорвавшимся бревном Евдокию больно ударило по пяткам. Похромав пару дней, Дуся решила, что альпинизм — не ее стезя. И кровожадно ждет мужика с топором, который покажет этим деревяшкам, где раки зимуют.

Кстати, о раках. Не так давно нам подарили двух. Большущих. Наказали сварить, пока живы. Отказаться было неловко. Человек так радовался, что может что-то нам подарить. Но и бросать живых существ в кипяток никто не собирался. Поначалу раки жили у нас в тазу с водой. Дуся могла часами на них любоваться. Кошки тоже хотели любоваться, но их к тазу не подпускали, оберегая раков от возможных посягательств. А потом под вечер, как стало смеркаться, мы с Дусей тайно вынесли живой подарок за село, и бросили в реку. Дуся волновалась — утонут ведь. Я успокаивала ее — раки, они ведь в утонутом состоянии живут, на дне у них дома, и, возможно, наших раков ждут родные и близкие, волнуются…

И как они обрадуются — продолжила мои фантазии Евдокия, — как начнут обниматься-целоваться, пирогов напекут, устроят пир горой…

Всю обратную дорогу мы с Дусей обсуждали как там дела у наших раков. И радовались тому, какие мы добрые и великодушные. Правда дома, при виде пустого таза, Евдокия слегка взгрустнула, но тут нам подарили живую рыбу.

*****

Итак, мы прожили год в качестве сельских обывателей. Это был тяжелый год — без газа, без горячей воды и вообще без воды (счастье, что она есть во дворе, прямо у крыльца, выяснилось, что у многих селян и этого нет, ходят за водой к колодцу, что в конце улицы), без туалета в доме, без стиральной машинки и еще много без чего. И, как оказалось, без всего этого можно жить. Что так живут тысячи и тысячи жителей сел и деревень.

И еще оказалось, что сельская жизнь, если быть внутри процесса, а не смотреть на него по телевизору, совсем не такая, как ее принято показывать на экране. Это вовсе не аккуратные старушки в белых платочках, с кринками молока в морщинистых руках и с вселенской мудростью в глазах. Не озорные мужики, умельцы на все руки, лихо пляшущие под гармошку после трудов праведных. Не сидящие на завалинке старики, и не розовощекие молодухи, клубящиеся в хороводе под сенью берез.

Может быть раньше, очень-очень раньше, так оно и было. Нынче же село — место, где всяк выживает, как может. Если это хозяйство, где есть одна-две коровы, по двору и за забором гуляют куры-гуси, в сараюшке повизгивают свиньи, а в огороде, размером с футбольное поле, колосятся картошка-морковка-свекла и прочий овощ — значит, хозяева всего этого добра обречены на каторжный труд — без выходных и праздничных, без отпусков и больничных. Перерыв делается только на сон, и на поесть то, что вырастили.

Но таких мало. Главное качество нового крестьянина — это отвращение к труду — как к чему-то бессмысленному, бесплодному, не оставляющему времени на собственно жизнь, на мелкие радости, доступные горожанину — чашку кофе, утренний душ, прогулку в парке, мороженое или бокал вина на веранде кафе. Люди поняли, что картошку проще и дешевле купить, чем вырастить. Я была удивлена тем, что по сельским улицам круглый год ездят машины с картошкой, морковкой, яблоками, луком. Мне казалось, кто будет покупать овощи и фрукты, если практически каждый житель села является владельцем гектара, а то и двух, земли? Покупают. Я приставала к соседям с вопросом — почему не выращиваете? Земли много, можно вырастить все, что угодно и в любых количествах. Можно, говорят, но тяжело и дорого. Лето в последние годы приходит рано, в мае уже жарко, и жара стоит практически до октября. Если нет дождей, в поле ничего не вырастет. О поливе не может быть и речи — вода в селе дороже, чем в городе, а денег у сельского жителя меньше, чем у горожанина. Воду в селе экономят, как впрочем, и все остальное — электричество, газ, мыло, одежду, обувь.

Я тоже привыкла экономить. Вернее, не привыкла, и вряд ли привыкну. Но я — реалист, и понимаю, что жить нужно по правилам, которые тебе диктует место, где ты живешь. К тому же, благодаря интернету, мы потихоньку стали обрастать новыми друзьями, а они — стали помогать нам выживать.

Вчера мы получили посылку из Киева — два больших пакета с сухим кормом: для кошек и для Дуси. Пока я ножом вспарывала коробку, мне оттоптали все ноги, а Евдокия еще и носом истыкала везде, куда смогла дотянуться. Конечно, если бы я не отбивалась задней ногой, Дуся непременно дотянулась бы до коробки, чтобы первой вкусить от даров. Но я была ловка и стремительна, как этот, как его… ну, который ногами машет и кричит «йохху!» Ну, да пес с ним, телевизор мы давно уж не смотрим, поэтому все эти лихие ногомашцы остались за кадром.

Насыпала корм в миски и, как в прежние времена, когда в нашем доме жили достаток и благополучие, кошки нырнули в Дусину миску, а Евдокия сладко захрустела кошачьим кормом. Памятуя, что силовыми методами ситуацию не изменить, я оставила все как есть.

Нахрустевшись вдоволь, Дуся сыто икнула и сказала:

— Я же говорила тебе, что все будет хорошо, а ты плакала. Это ничего, что у нас денег мало, зато друзей много. Жалко, что я читать не умею, я бы такое написала в этом твоем фыс…бус… — нас этим кормом завалили бы с головой.

— Это идея — сказала я — с завтрашнего дня будем учить тебя читать и писать.

— А давай мы сначала научим Анфису или, вон, Ваську, им все равно делать нечего, целыми днями валяются у печи.

Я посмотрела на Анфису, стряхивающую с усов невидимые миру крошки, на Василису, сидящую недвижимо, словно объевшийся Будда, на Соню, вылавливающую лапкой остатки еды из Дусиной миски…

И поняла, что быть мне грамотной в одиночку, и отдуваться одной за всех. И переживать, и думать, чем накормить, и плакать по ночам от страха, что заканчиваются еда и деньги (а они, заразы, словно сговорившись, имеют обыкновение заканчиваться одновременно), и радоваться, что все мои любимые сыты и здоровы, и смеяться, обнимая Евдокию за толстую шею, и поплотнее накрывать одеялом котов, морозными ночами клубящихся в моей постели.