Морские ворота - Буало-Нарсежак

Она была свежа, накрашена, одета, как для улицы.

— Это чай, — объяснила она. — У меня он всегда есть, хоть немного.

— А я искал-искал…

— Плохо искали. Можете спокойно пить. Не отравлено.

Он понюхал. Может в этом и есть высшая хитрость.

— Может, вам налить из чайника?

Он выпил, чтобы не потерять ту маску, что и так заставила его совершить столько ошибок. Она все время улыбалась. И была еще желанней, чем прежде.

— Отдохните, — сказала она, — пока я немного приберу… Можно проветрить?.. Здесь пахнет сыростью… Что подумает ваша сестра?

Легкий намек иронии в голосе.

— Она приедет, как обещала, — сухо ответил Севр.

— Не сомневаюсь. Можете мне ее описать?

Задетый за живое Севр начал:

— Невысокая ростом… как все в Вандее… скорее смуглая…

— В общем, похожа на тысячи других женщин. Могли бы подготовиться к ответу на этот вопрос, мсье Дюбуа… А когда назначенный срок пройдет, и мы оба убедимся, что никто не придет, что вы тогда запоете?.. На вашем месте, я бы срочно провентилировала вопрос. Ложитесь! Так лучше думается.

Она унесла чашку. Он услышал, как она наводит порядок в кухне. Стукающая крышка мусорного бачка. Она вернулась с вопросом.

— Я имею право открыть окно?

Он несколько секунд поколебался. Но, даже если предположить, что Доминику кто-нибудь заметит, чем он рискует? Он пожал плечами.

— Это?.. Вы увидите свою сестру издалека.

Тон был веселый, насмешливый. Она тщательно спрятала коготки. Она открыла ставень, свежий воздух проник в гостиную, и шум моря. Капли дождя брызнули на диван.

— Ну и погодка, — сказала она, — собаку на улицу не выгонишь. Не то что сестру.

— Прекратите! — закричал он. — Хватит!

Но ей пришлось по вкусу это новое развлечение и она все утро то и дело подходила к окну. На расстоянии, она описывала ему все, что видит: «Вижу почтальона… Нет, он не сюда… Зашел в кафе… Смотри-ка, у мясника новый грузовик… Ваша сестра приедет на автобусе или на машине?..» Он не решился ответить, злясь на себя за обиженное молчание, но не умея выдумать достойный ответ. Он ненавидел ее, но, как только она скрывалась в спальне, умирал от нетерпения, ожидал ее возвращения, приложив руку к груди. В полдень она ушла готовить себе обед, и он воспользовался ее отсутствием, чтобы немного выглянуть в окно. Пустырь был залит водой, поверхность которой пузырилась под дождем. Иногда низко над водой пролетала чашка. Скрадываемый ливнем городок дымил всеми своими трубами. Никого не было видно… Почтальон… Мясник… Она наверное все это выдумала, чтобы помучить его. Он не осмелился поесть. Она не стала включать телевизор, любуясь его растущим беспокойством. Начиная с двух часов, это она каждую минуту поглядывала на часы.

— Она приедет издалека?.. В таком случае, ей следует поторопиться.

Не мог же он в самом деле умолять ее замолчать. Чтобы успокоиться, он собрал свои вещи, проверил содержимое карманов.

— Посмотреть на вас, — сказала она, — так действительно подумаешь, что вы собираетесь уезжать. Вы великолепный актер, мсье Дюпон… Но соглашение есть соглашение; сами сказали. Значит, в пять часов уедете… Я завела будильник. Он плохо ходит, но в пять часов прозвенит… Так ведь?

С половины четвертого он вернулся на свой пост у окна. Она сама замолчала, почувствовав нависшее в комнате напряжение. Слышался лишь свист ветра и шум дождя. Ночь мало-помалу опустилась с темного неба. При въезде в город зажегся фонарь. «Она сейчас появится» — повторял себе Севр. Про себя он упрашивал ее. «Приходи! Мари-Лор! Я больше не могу!..» Темнота заполнила гостиную. Доминика была уже лишь нечетким силуэтом. И вот резко зазвенел будильник.

— Ну, что я говорила! — воскликнула Доминика.

— Она могла задержаться из-за плохой погоды, — сказал Севр.

— Откуда она едет… как вы сказали?

— Из Нанта.

Доминика зажгла светильник.

— Ключи, — потребовала она. — Теперь вы должны отдать их мне. Я долго ждала. С этим вы не можете не согласиться, но всему есть предел… Ключи!

— Подождите еще немного… Может, она сейчас подъедет.

— Нет. С самого начала вы мне рассказываете небылицы.

Севр в последний раз взглянул на дома городка, потом тщательно закрыл окно. Незачем, чтобы кто-нибудь увидел свет в здании. Он повернулся к Доминике.

— Ладно, — сказал он. — Я вам сейчас все объясню.

— Сначала ключи.

— Поймите меня. Она обязательно придет, завтра. Она же знает, что нужна мне.

— Уж не воображаете ли вы, что я стану здесь дожидаться пока припожалует дама, даже если предположить, что она существует! Шутка и так затянулась.

— Доминика!

— Вы не смеете называть меня Доминикой. Хватит!

Она уже не хитрила; она сбросила всякое кокетство. Она требовала того, на что имеет право, восставшая женщина, в любой момент готовая обвинить мужчин в мошенничестве. От гнева у нее побелели губы.

— Я мог бы вам сказать, — продолжал Севр, — что я тоже здесь у себя дома, во всей Резиденции. Это я ее построил… Именно поэтому я спрятался в этом здании… Квартира-образец как раз под нами. К сожалению, там нельзя жить.

— Я вам не верю.

— Меня зовут Севр… Жорж Севр… Я живу в Ла Боль.

Она глазами тщетно разыскивала истину на лице Севра. Когда он попытался сесть на другой край дивана, она поспешно отодвинулась.

— Не трогайте меня… Не приближайтесь!

— Я только хочу описать вам мое положение… Мой зять покончил жизнь самоубийством… Мы ездили на утиную охоту…

Произнося слова, он одновременно осознавал их бессмысленность. Она сразу почувствовала его скованность, потому что перебила.

— У вас должны быть документы… Как вы докажете, что вы — именно тот, за кого себя выдаете?

— Нет, в том-то и дело… Мои документы, все мои личные вещи остались на теле зятя, я ведь хотел выдать его за себя… Подождите!.. Я понимаю, до какой степени все это невероятно, но вы поймете… Я руковожу… вернее, руководил… деловой конторой. Строил дома… Продавал квартиры… вместе со своим компаньоном… Мерибелем… мужем моей сестры…

Теперь она слушала его, а глаза ее следили за губами рассказчика, как у ребенка, захваченного какой-то историей.

— Естественно, — продолжал Севр, — я покороче… Из-за Мерибеля, мы попали в крутые финансовые неприятности…

— Почему?

Он с удовольствием отметил признак интереса. Он с первого мгновения должен был открыть ей правду. Избежал бы многих требований.