Сближение - Кристофер Прист

После минутного размышления над его предложением представиться друг другу я произнес:

– Думаю, вы можете звать меня Том.

– Том! Рад знакомству!

Мы снова обменялись рукопожатиями.

– А вас как зовут?

– Позвольте подумать. Если хотите, то называйте меня… Берт.

Теперь рукопожатие стало крепче, чем раньше, более открытое дружбе. Том и Берт, Берт и Том. Два немолодых англичанина на корабле направляются на войну.

Мы остались стоять неподалеку от носа судна, частично защищенные от ветра. Примерно через десять минут корабль медленно заплыл между двумя большими стенами в порт. Мы почти не разговаривали, обоим не терпелось поскорее увидеть, где мы оказались. То и дело звонили судовые колокола, мотор несколько раз переменил тон. Кто-то на берегу крикнул что-то в сторону мостика, корабль издал пару гудков. Вскоре канаты, брошенные с судна, закрепили на причале, двигатель работал на холостом ходу, и после череды мягких медленных ударов в корпус корабль пришвартовался.

Мы услышали шум и оживление с палуб, расположенных ниже.

– Мне нужно забрать багаж, – произнес Берт через минуту. – Думаю, будет ужасная толчея, чтобы сесть на поезд. Полагаю, вы тоже путешествуете поездом?

– Да, у меня требование на перевозку первым классом.

– Как и у меня, – ответил Берт, – не думаю, что билеты первого класса чем-то отличаются от прочих в воинском эшелоне, но, возможно, у нас будут сидячие места.

Мы быстро и непринужденно договорились по возможности встретиться в вагоне первого класса того поезда, куда нас загрузят. На случай, если мы больше не увидимся, мы простились, пожелали друг другу хорошей поездки, а потом спустились в поисках нашего багажа на душные, зловонные и все еще задымленные нижние палубы.

Некоторое время спустя я сошел с корабля, пересек широкий причал и, изрядно потолкавшись, занял место в поезде. Я начал терять счет времени, казалось, уже целую ночь я терплю бесконечные задержки, усталость, шум, и при этом у меня постоянно мерзнут руки, лицо и ноги.

Наверное, близилась полночь. Я путешествовал, если этим словом можно описать то, чем я занимался, с раннего утра. Сначала добрался из дома в Бэйсуотер до Чаринг-Кросс [12], вызвав такси, чтобы меня и багаж доставили быстро и с определенным комфортом. После этого все становилось только хуже, и остаток дня выдался просто адским. Да, благодаря брони мне дали место в вагоне первого класса, но это была лишь формальность. Купе пришлось делить чуть ли не с двумя дюжинами смехотворно юных солдат с розовыми сияющими лицами, большинство из них говорили с сильным акцентом: одетые в хаки, перемотанные портупеей, согбенные под весом огромных вещмешков и снаряжения. Они пребывали в приподнятом настроении, неизменно обращались ко мне «сэр» и в целом были приятной компанией. Тем не менее мы испытывали неудобство в такой толчее.

Наше медленное путешествие до Фолкстона превратилось в пытку: поезд редко когда двигался быстрее пешехода и останавливался, как казалось, на каждом семафоре между Лондоном и побережьем Кента. Когда мы наконец добрались до портовой станции, то первым делом толпа ринулась на поиски туалета, а потом выстроилась в очередь за чашкой чая и куском хлеба с маслом. Мы загрузились на корабль, но вместо того, чтобы с облегчением оказаться в относительно комфортных условиях, я обнаружил, что корабль битком набит солдатами, прибывшими раньше. Наш приезд лишь добавил неразберихи. Я долго терпел, понимая, что этих юношей нужно накормить и напоить так же, как и меня, а остаться в этой толпе, наверное, мой единственный шанс раздобыть что-то съестное.

Как только корабль отплыл, то направился не в Булонь, а в более отдаленный Гавр. Вот тогда-то неспокойное море вызвало у многих пассажиров приступ mal de mer, я сбежал на открытую шлюпочную палубу и встретил там нового друга Берта.

Я не смог найти его, когда сел в поезд, наверное, слишком увлеченно искал себе место. Однако мне удалось занять и еще одно рядом на случай, если он объявится. Вагон заполнялся быстро, поэтому держать место до бесконечности я не мог. Вскоре какой-то молодой рядовой из Ланкаширского фузилерного полка плюхнулся рядом. Он предложил мне сигарету и глоток из фляжки. Звали его Фрэнк Батлер, девятнадцати лет от роду, уроженец Рочдейла. Он впервые уехал из дома и сейчас с энтузиазмом рассказывал о пеших прогулках в Пеннинских горах, называя меня «сэр» по три раза в каждом предложении. Я начал клевать носом, несмотря на постоянную болтовню рядового Батлера. Теперь время текло беззаботнее, чем раньше.

Кто-то потряс меня за плечо:

– Капитан-лейтенант Трент, сэр?

Я открыл глаза и увидел, что надо мной нависал, склонившись под углом в толпе, высокий ефрейтор.

– Вы капитан Трент, сэр? Ученый?

– Да, все верно, я мистер Трент. Но…

– Я весь поезд обыскал, сэр. Мне приказано позаботиться о вас, но вы не там сидите, сэр, если можно так выразиться. Если я не пересажу вас на положенное вам место, то у меня будут неприятности, это точно.

Манеры его были почтительными, тон – вежливым. Мне не хотелось навлекать на него неприятности, поэтому я насилу снял с верхней волки два своих огромных чемодана, в чем мне весело помогли солдаты. Поезд еще даже не отправился с портовой станции. Мы с ефрейтором с трудом открыли дверь вагона и наполовину выпрыгнули, наполовину вывалились на платформу.

– Они задержали поезд, пока я вас не найду, сэр, – прокричал ефрейтор через плечо.

Он подхватил чемодан побольше, и мы торопливо зашагали вдоль состава. Военные битком набились в каждый вагон так, что буквально выпирали из окон и дверей.

– Сюда, сэр. Вам будет куда удобнее, чем в этой толчее. Вас ожидает еще один джентльмен.

Мы добрались до хвоста состава и вошли в крытый вагон всего с двумя или тремя маленькими окошками. Ефрейтор проводил меня вверх по узкой деревянной лесенке, поторапливая. Я все еще пытался пропихнуть чемодан вперед, когда почувствовал, как поезд дернулся и поехал.

Это был служебный вагон: огромное пространство с огороженной решеткой складской площадкой, со множеством флажков и фонарей, которыми пользовался le chef de train [13]. Здесь было тепло и горели фонари. За решеткой на деревянном стуле одиноко сидел мой друг Берт, прямо, но при этом расслабленно, опершись руками на трость и положив на руки подбородок. Рядом стоял второй стул.

Ефрейтор проводил меня в клетку, поставил чемоданы и убедился, что я удобно устроюсь. Поезд уже набрал некоторую скорость, и, понимая, что между вагонами нет крытого прохода, я начал беспокоиться за этого проворного молодого человека. Сам он беззаботно показал мне шкаф, где нас ждали кувшин с пресной водой, пара стаканов, два длинных французских багета, завернутых в белую папиросную бумагу, сыр и бутылка красного вина: