Пожиратель - Владимир Сергеевич Василенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Часть её Дара? Но она же в кандалах с синь-камнем.
— Это и не Дар. Точнее, не то что вы называете магией. Она просто хорошо умеет управлять своим разумом.
Я переключился на Аспект Морока и окинул пленницу свежим взглядом. В пассивном режиме этот Аспект помогал мне ярко и точно чувствовать эмоции людей, но в случае с Беллой я будто бы смотрел на бездушную статую. И лишь если очень пристально приглядеться, внутри неё теплился огонёк.
— А если на неё… чуть надавить? — спросил я. — Правда, для этого придётся избавиться от кандалов…
Албыс с сомнением покачала головой.
— Смотря чего ты хочешь добиться. Если надавить посильнее — скорлупа лопнет. Но вместе с ней можно раздавить и то, что под ней.
— Исключено! Она нужна нам живой и вменяемой. Чтобы могла дать показания на суде.
— Тогда я бы немного повременила. Ты ещё плохо владеешь этим Даром. Можешь переборщить.
Что ж, так я и думал… Вздохнув, я молча вышел из комнаты и запер её на висячий замок. Албыс выскользнула следом за мной, пролетев прямо сквозь дверь, и зависла рядом, покачиваясь из стороны в сторону и сладко потягиваясь. Я уже заметил, что эти редкие минуты свободы, когда я позволял ей выйти наружу, доставляют ей искреннее удовольствие.
Что ж, свобода и возможность быть полезной. Это, пожалуй, единственные радости, что ей остались. Она лишилась тела и львиной доли своей силы, превратившись в обычного призрака, которого к тому же чаще всего вижу лишь я. Даже поглощать эдру самостоятельно не может — подпитывается от меня, и долго вне моего тела существовать не сможет.
Однако благодаря этому симбиозу нам больше нет нужды пытаться сожрать друг друга, и каждый сохранил собственное «я». И пока это выглядело вполне приемлемым вариантом.
— Побудь-ка с ней, албыс. Интересно, как она будет себя вести, когда будет думать, что за ней не наблюдают.
— Хорошо. Но я уже просила — не называй меня так. Мне не нравится.
— Как же тебя называть? Имя своё ты мне не говоришь.
— У нас нет имён, в вашем понимании. Придумай сам. Или зови как-нибудь… ласково?
Она лукаво улыбнулась, облетев меня кругом и выскользнув из-за левого плеча.
Нет, я ошибся. Остались у неё и ещё кое-какие радости. Например, подшучивать надо мной и пытаться смутить. Хоть я, по сути, и стал её безраздельным хозяином, подчиняться мне беспрекословно она не спешила, да и в целом относилась по-прежнему насмешливо и чуть снисходительно, будто я был несмышлёным подростком. Впрочем, кто знает, сколько ей лет. Может, для неё я и правда дитя неразумное.
— Может… Яга? — буркнул я. Ничего более подходящего в голову не приходило.
— Подумай ещё, Пересмешник, — ведьма подмигнула и бесшумно скользнула сквозь дверь обратно к Белле.
Я поднялся наверх, отдал ключи от камеры Путилину — тот как раз сидел в кабинете, работая с какими-то бумагами.
— Быстро ты, — он поднял на меня взгляд. — И как, что-то ещё удалось выяснить?
— Да нет, куда там… — вздохнул я. — У вас какие планы дальше? Может, снова потренируемся вместе?
С Беллой мы провозились большую часть дня, уже вечерело, Жак с Варей уже вернулись с занятий. Сам я лекции опять прогулял. Чую, скоро нагоняй получу от Кабанова. Ещё сентябрь не кончился, а пропусков у меня уже накопилось немало.
— Почему бы и нет. Но чуть позже — сначала закончу с одним рапортом. И дождусь Игнатова. Я вызвал его для охраны подозреваемой.
— Хорошо. Можно для него в подвал спустить какую-будь тахту…
— Не беспокойся, филёры — народ неприхотливый. Достаточно будет матраца. Разлёживаться ему будет некогда.
— Да мне не сложно. Лишней мебели в доме полно, всё равно пылится. Я поговорю с Демьяном… О, а вот и он сам, кстати. На ловца и зверь бежит.
В приоткрытых дверях показалась косматая голова моего камердинера. Вид у него, впрочем, был встревоженный, так что и я невольно подобрался. Тем более что сунулся он к нам без приглашения и даже без стука, а это на него было непохоже.
— Гости у нас, — мрачно буркнул он.
— Кто-то из Стаи? — Путилин тоже встрепенулся, даже поднялся из-за стола.
Велесов мотнул головой в сторону окна.
— По мне, так и похуже. Как бы скандала не случилось. Взгляните сами.
Я, ненамного обгоняя Путилина, первым подошёл к окну и, чуть сдвинув портьеру, выглянул наружу. В глаза тут же бросилась одинокая высокая фигура на аллее, ведущей к главному входу.
— Да ты не нервничай так, Демьян, — усмехнулся я. — Я его сам пригласил.
Интерлюдия. Феликс
Сложнее всего было сохранять спокойствие. Эти несколько минут между моментом, когда он приземлился во дворе усадьбы Василевских, и когда хозяин, наконец, соизволил встретить его, показались целой вечностью. Он со скучающим видом прохаживался перед крыльцом, крутя в руках остроносый лётный шлем, и старался не показывать, насколько раздражён.
Впрочем, хладнокровие никогда не было его сильной чертой. Во многом из-за самого Дара, начавшего проявляться в подростковом возрасте. Феликс всегда был натурой вспыльчивой, увлекающейся, переменчивой — словом, ярким воплощением самой стихии ветра. Пусть сам и не верил в то, что Дар настолько уж определяет характер.
Взять хотя бы его отца. Того ветреным точно не назовёшь. Напротив, Аристарх Орлов всегда славился своей дальновидностью и умением контролировать ситуацию. Хотя… Фамильный Аспект у них проявляется очень по-разному. Можно сказать, диаметрально противоположно. Аристарх управляет стихией воздуха, и на пике могущества мог даже менять погоду на небольшом участке — создавать потоки мощного ветра или защитные купола от пурги или града. За это его очень ценили в экспедициях в Сайберию. Сыновья же его — сам Феликс и погибший Даниил — концентрировали стихию в основном на себе, создавая подъёмную силу, позволяющую им летать.
Старшего брата Феликс почти не помнил — когда тот с отцом отправился в злополучный поход с Василевским, ему было года три. Но, по рассказам, Даниил был куда более одарённым. Летал выше, быстрее, дольше, и самое главное — умел окружать себя прочным защитным коконом из эдры. Ему не было нужды рядиться в дурацкие лётные шлемы и носить для полёта утеплённые пальто. И в целом он был менее уязвим в воздухе — кокон способен был отклонить даже пули или направленные заклинания других нефилимов.
Даниилу пророчили блестящую военную карьеру — он в свои двадцать с небольшим успел поучаствовать в одной из кампаний на османском направлении. В семейном архиве бережно хранятся газетные вырезки со статьями о нём. Там его называли не иначе как разящим с неба архангелом. Само имя этому способствовало.
В детстве Феликс любил читать эти статьи, очень гордился братом и горевал о его гибели. Но когда повзрослел, постоянные упоминания отца о старшем наследнике начали раздражать, пока не переросли в ревность и зависть. Которые он, впрочем, старался скрывать даже от самого себя. Какой смысл завидовать покойнику?
Да и вообще, был бы Даниил жив — ещё неизвестно, какая судьба сложилась бы у самого Феликса. Отец всегда сосредотачивал всё своё внимание на старшем. Младшего вообще поначалу считали пустоцветом, не унаследовавшим Дар, и по-настоящему заметили только тогда, когда он впервые начал проявлять свои способности. До этого отец почти не занимался им, отдав на откуп учителям и гувернанткам…
Феликс мотнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Ну почему все эти подростковые метания дают о себе знать до сих пор⁈ Неужели он не избавился от них? Неужели не доказал, что и сам способен на многое, и уже давно вышел из тени своего брата? А может, и отца?
Впрочем, нет. Лучший способ доказать, наконец, отцу, как тот ошибался — это сделать то, что тот так и не сумел. Отомстить за Даниила. И добраться, наконец, до того легендарного места Силы, которым грезил старик Василевский. Или, по меньшей мере, убедиться, существует ли оно вообще.
Двери особняка, наконец, распахнулись, и Феликс развернулся в сторону вышедшего на крыльцо хозяина. Пристально оглядел его. Их разделяли добрые двадцать шагов, но зрение у Орлова было отменное — прямо-такие орлиное. Так что он видел своего визави в мельчайших подробностях — до каждого волоска, до каждой морщинки.
Наследник Василевского производил странное, противоречивое впечатление. Сложно было даже сказать точно, сколько ему лет. Вроде бы молодой совсем, но телосложения крепкого, и взгляд какой-то… Тяжёлый. Очень уж цепкий,