Солнце завтрашнего дня - Екатерина Барсова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну… Во-первых, Ника Загородская. Это его последняя пассия, – уточнил Виноградов. – Но имейте в виду, если что, я – пас. У нас коллектив маленький, и лишние склоки мне ни к чему. Я свою работу люблю и привык за нее держаться, а так можно запросто вылететь из всех проектов. Я этого, понятное дело, не могу допустить. Не могу оказаться без всяких средств и снова стать никем… – Артист замолчал.
– Я все понимаю. Значит, Загородская… – протянул Павел.
Почему же она мне не сказала об этом? Зачем Виктория Огурцова играет в такие сложные игры? У нее есть причины скрывать это? На стеснительную барышню она не похожа.
Он сделал в блокноте витиеватую завитушку и посмотрел в окно. Погода портилась. Слякоть. Дождь. Скорее бы пошел снег – чистый, белый, скрывающий все это безобразие. Внезапно он затосковал по снегу в родном городе. Там зима всегда приводила его в состояние почти детского восторга. Он помнил, как любил в детстве лизать снег, воображая, что это мороженое… А как хорошо было слепить снежок и запустить его, например, в дерево или в одноклассника. А если бросить снежок в ветки, уже опушенные снегом, то можно наблюдать, как распускается снежная бахрома и летит, летит, сверкая, звонко-серебристая пыль… А здесь… Москва. Слякоть, траурно-черный асфальт и жуткое преступление, которое надо распутать. Странные убийства – вот уже двое так погибли, Диянов и Морозов. Что между ними общего? Просто знакомые? Или их связывало нечто иное? Это дело ему непременно нужно раскрыть, иначе он опозорится капитально. Он не может подвести отдел, отца и мать, которые верят в него, сестренку Татьяну и даже собаку Хрустю, которую подобрали дворняжкой, а сейчас она выросла в приветливого и преданного рыже-черного пса.
– Как давно Загородская является любовницей Громопуло?
– Я не знаю, – несколько чопорно ответил актер. – Спросите у нее самой, – с некоторой ехидцей добавил он.
– Непременно, – пообещал Паша. – Так и сделаю.
* * *
На лестнице он столкнулся со старушкой, часто попадавшейся ему навстречу. Она гуляла с белой болонкой – Мусей. В этот раз пожилая женщина остановила Пашу.
– Молодой человек, вы сейчас заняты?
– Нет. А что?
– У меня отвалилась ручка от кухонной двери, – умоляюще сказала она. – Не могли бы вы помочь мне?
– Нет проблем, сейчас…
– Меня зовут Вера Павловна. А вас?
– Павел.
– А по отчеству? Без него как-то нехорошо. Не принято незнакомых людей величать по имени.
– Можно без отчества. Просто Павел.
* * *
Паша поднялся на шестой этаж и остановился перед дверью. Дерматиновая обивка, покосившиеся цифры. Через минуту он оказался в длинном коридоре, где, как ему показалось, царила полная темнота. Щелкнул свет, и первым, что увидел Павел, была белая моська. Рядом с ней – красавец кот, черный с белыми пятнами.
– Вот эта дверь, – прошелестел голос старушки. – Идите за мной.
В ручку был воткнут гвоздь.
– Где второй, не знаю.
– Инструменты есть?
– Где-то были. Сейчас поищу. Вы проходите на кухню пока.
Павел снял куртку и повесил ее на вешалку. Пахло лекарствами и мятой.
В кухне, обставленной темной мебелью, его уже ждали: кот и моська смотрели на него во все глаза – неподвижные болванчики, шокированные приходом гостя.
Вера Павловна вернулась с большим ящиком.
– Кажется, здесь…
Принимая из ее рук инструменты, Павел не удержался:
– Позвали бы меня. Такая тяжесть…
– Все сама привыкла делать, что не есть хорошо, особенно на старости лет. Но так уж жизнь распорядилась, и жаловаться на нее грех.
Ручка была приделана за пять минут. Проверяя работу, Павел подергал ее несколько раз.
– Вроде бы крепко сидит. Если не дергать, то все будет нормально…
– Ну что вы! Какое – дергать, это я просто потянула, и она отвалилась. Давно не подкручивалась… Тут дергать некому…
Павел посмотрел на моську, потом на кота. Ему показалось, что кот подмигнул.
– Ну, я пошел.
– А чай? Не откажитесь выпить чаю. У меня есть дивное варенье из вишни…
Варенье напомнило мамино. Павел уткнулся в чашку. Когда он звонил родителям? Несколько дней назад?
– Вы тут недавно…
– Да, нежданное наследство свалилось в виде квартиры в этом доме. Так я здесь и оказался.
– Это не очень хорошо.
– Почему? – удивился Паша.
– Все нежданное нужно отмаливать. В нем могут быть как хорошие, так и плохие черты. Здесь важно все очистить… Вы ходите в церковь?
– Редко…
– Я вам подарю икону. Молитесь в трудные минуты.
Она вышла из кухни и вскоре вернулась с небольшой потемневшей иконой.
– Вот. На здоровье… Вы где работаете?
– В полиции.
– Благородная работа… Только требует мужества и смелости… Никогда ни о чем не жалейте: ни о поспешных решениях, ни об опрометчивых шагах. Это школа жизни, которую должен пройти каждый… и чем скорее, тем лучше. В молодости хорошо закалять характер, который потом пригодится.
Моська легла под стол, а кот сидел в отдалении – невозмутимый, как Будда.
– Трудные дела?
– Да, особенно последнее, – про себя Павел сказал «оно же первое». Распространяться на эту тему ему не хотелось.
– Понимаю…
– А что, по-вашему, означает роза? – внезапно спросил Павел.
Под потолком мягким светом светила люстра, отчего все предметы приобрели тускло-сливочный оттенок.
Глаза у Веры Павловны слезились. Сколько ей лет? Семьдесят? Восемьдесят? Тонкая ниточка губ, фарфоровая кожа в мелких морщинках. Небесно-голубые глаза…
– Роза вообще-то – знак молчания, – сказала она после легкой паузы. – Давний старый символ. Молчание, которое необходимо соблюдать. А при каких обстоятельствах вы нашли розу? – спросила она с некоторым беспокойством.
Павел промолчал. Сказать об этом было выше его сил.
– Понимаю. Говорить нельзя.
Допив чай, Павел ушел, при этом сказал старушке, что, если нужно, пусть обращается к нему. Он всегда готов прийти на помощь. Он оставил свой телефон и, спускаясь по лестнице, подумал, что день точно прожит не зря. По крайней мере, одно доброе дело он сделал.
* * *
До самого главрежа он пока не дошел. Набрал телефон администратора, услышал дежурное: «Театр “На грани”», представился. Ему показалось, что его узнали, и в трубке послышался легкий звук, похожий на неодобрительное причмокивание.
– Константин Громопуло у себя?