Кибершторм - Мэтью Мэзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«…ответный удар с применением обычного оружия, бомб и танков…»
У Бородиных, разумеется, все было в порядке, и в помощи они не нуждались. Когда я заглянул к ним, Александр спал перед телевизором, по которому шел какой-то русский сериал. Я решил, что после обеда принесу им что-нибудь съестное.
– Расчищают только главные улицы, – продолжал Рори. – Сугробы на Восьмой уже выше меня. Порт и Пенсильванский вокзал забиты людьми.
«…президент объявил по всей стране чрезвычайное положение и, ссылаясь на закон Стаффорда, привлек армию к выполнению задач внутри…»
Я далеко от дома не отходил. Сугробы вокруг были уже почти по пояс, температура упала до нуля[1], и дул ветер. Совсем не погода для прогулок. Меня потрясла смелость Рори, который в такой день прошел почти двадцать кварталов, чтобы попасть на работу.
«На Восточном побережье от бурана пострадали шестьдесят миллионов человек, и хотя подача электроэнергии во многих местах восстановлена, несколько миллионов остаются без света. Кроме того, службы спасения пока не работают».
Я посмотрел на телеэкран, затем перевел взгляд на Рори.
– Мы в состоянии войны? Китай уже бомбим?
Я почти не шутил.
Рори пожал плечами.
– Сейчас наш главный враг – буран. Тот профессор Лэтем на CNN просто драматизировал.
– Да ладно! – Я сердито ткнул в сторону телевизора. – Хочешь сказать, что все это – совпадение? Вчера китайцы объявили войну, обвинив нас в уничтожении их самолета. А теперь перебои с электричеством, крушение поезда…
– Он прав, – заметил Чак. – Тут что-то нечисто.
– Да, – ответил Рори, – дело нечисто, но вряд ли стоит бомбить весь мир только потому, что отрубился Интернет.
– Наверняка это китайцы. – Я покачал головой. – Иначе зачем мы нанесли ответный удар?
– Ты про деревню рядом с плотиной? – спросил Рори. Я кивнул. Он потер шею и вытянул губы трубочкой. – В чем-то ты прав, однако американское командование не взяло на себя ответственность за удар. И Китай не объявлял нам войну. Они все отрицают. Просто губернатору провинции Шаньси захотелось покрасоваться перед камерами. Он потерял влияние в Политбюро…
– Никто ни в чем не признается! Может, нападение и виртуальное, – я повысил голос и, встав, указал на снегопад за окном, – но люди там гибнут по-настоящему!
– Мальчики! – зашипела Сьюзи, свирепо глядя на нас. – Тише, пожалуйста! Дети спят.
– Извини, – робко произнес я.
– И выключите эту штуку. На сегодня с нас хватит.
– Мы можем что-то пропустить…
– Майк, если не выключишь, пропустишь отличный ужин, – сказала Лорен. – Парни, накрывайте на стол.
Я взял пульт и посмотрел на экран.
«…теперь вопрос в том, в чем заключается применение силы, ведь счет потерям уже открыт. Более сотни человек погибли сегодня утром в железнодорожной катастрофе, десятки пропали без вести, восемь предположительно умерли от птичьего гриппа, а двенадцать стали жертвами грабежей».
Я выключил телевизор.
Огоньки свечей дрожали в полумраке, а за окном выл ветер, бил по стеклам и требовал, чтобы его впустили. Мы взялись за руки; я подумал о продрогших и голодных беднягах, которые сейчас на улице, о том, какими сложными путями они шли, чтобы оказаться наедине со стихией. Лорен сжала мои пальцы, и я улыбнулся, пытаясь прогнать дурные мысли.
– Боже милосердный, прошу тебя, защити нас и наши семьи, – сказала Сьюзи. – Благодарим тебя за пищу и за то, что подарил нам жизнь. Мы будем молиться о том, чтобы все избегли опасности и чтобы ты вывел нас к свету.
Мы сидели на высоких табуретках, расставленных полукругом вокруг черной гранитной кухонной стойки. На одном ее конце, у стены, я установил наряженную елочку, и сейчас она мигала красными, желтыми и синими огнями. Лорен расставила между нами свечи с ароматом ванили.
– Аминь! Давайте поедим! – воскликнул Чак, и мы зашумели, набрасываясь на ужин.
Мне казалось, что я не голоден, но когда девочки поставили на стойку блюда с индейкой, картофельным пюре и многое другое, в животе у меня заурчало. И, судя по тому, какие горы еды все накладывали на тарелки, я был не один такой.
– Ты в церковь часто ходишь? – спросил Чак с улыбкой, отрывая ножку индейки. Он заметил, что я не сразу отреагировал на просьбу Сьюзи взяться за руки и помолиться.
Это он так меня подкалывал.
Я вспомнил воскресные утра, о том, как мы с братьями, скучая, ерзали на скамейках в церкви. Пока священник бубнил о чем-то непонятном, я выдергивал нитки из ветхой подушечки, болтая ногами над протертым линолеумным полом.
– Возможно, так Господь решил покарать грешников Нью-Йорка, – пошутил Чак, поливая еду соусом. – Уверен, амиши в Коннектикуте сейчас здорово веселятся.
Я кивнул, слушая его вполуха. Справа от меня Пэм спрашивала Лорен, удалось ли ее родителям успеть на рейс до Гавайев. «Вроде да», – ответила Лорен, но пожала плечами. Затем Пэм спросила, почему мы не уехали вместе с ними. Лорен замешкалась, а затем соврала, что мы не захотели. На самом деле она почти умоляла меня уехать.
Интересно, Лорен хотела поддержать меня или ей просто было стыдно сказать правду? Если бы я позволил ее родным заплатить за нас, сейчас мы были бы за миллион миль отсюда, на солнечном пляже, и следили бы за этой драмой издалека. А Чак, наверное, укрылся бы в своем убежище.
Однако мы застряли в Нью-Йорке – по моей вине.
Из радионяни донесся кашель Люка. Мой желудок сжался, и я отложил вилку с куском индюшатины.
– Как тебе удалось его починить?
– Что?
– Интернет. Ты днем сумел зайти в Сеть? – спросил Рори, сидевший напротив.
Переключиться на новую тему я смог не сразу.
– Да… то есть нет. Мне удалось подключиться, но Интернет невероятно тормозил.
Рори кивнул.
– Компьютерщики «Нью-Йорк таймс» говорят, что весь Интернет заражен – сверху донизу. Придется отключить систему по всему миру и запускать узлы по одиночке, один за другим, словно зачищая город дом за домом.
Я кивнул, на самом деле не понимая, о чем речь.
– Слушай, когда в последний раз ты ел мясо? – Чак указал на имитацию куриного мяса на тарелке Рори. Сьюзи приготовила для него и Пэм особые блюда.
– Более десяти лет назад, – ответил Рори. – Теперь я, наверно, его и есть-то не смогу.
– Есть мясо – действительно преступление, – рассмеялся Чак. – Вкусное, вкусное преступление. Ты не поверишь, что можно съесть в случае необходимости.