Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине) - Гунар Иванович Курпнек

За большевиков:

1. Мир с Германией

2. Декрет о земле

3. Популярность в народе

Против большевиков:

1. Оккупация немцами значительной территории

2. Армия Краснова

3. Армия Деникина

4. Наш десант в Мурманске

5. Выход левых эсеров из Совнаркома

6. Голод, разруха

— Что скажете? — Локкарт посмотрел на собеседника.

— Раз уж речь зашла о бухгалтерии, — Рейли устало откинулся в кресле, — то надо, чтобы дебет сходился с кредитом. А у вас, Брюс, они не сходятся. Наши силы вы подсчитали приблизительно верно, а вот большевиков…

— Вы считаете, что большевики сильнее?

— Безусловно. К тем пунктам, которые вы отдали нашим противникам, я бы прибавил еще несколько.

— Какие?

— Их армию, например…

— Это несерьезно, Сидней. Согласитесь, что армия, кое-как слепленная пару месяцев назад, без офицеров, без оружия и стратегического центра — это не армия!

— И все-таки она воюет! Вам нужны факты? Нарва — раз! Харьков — два!..

— Бои под Харьковом — блеф! Большевики были разгромлены, а город взят.

— Верно. Но какой ценой? Еще две-три таких победы и нам придется худо. Очень худо. Итак, Харьков — два! Бои в Донбассе…

— Случайные стычки!

— Позволю себе вновь не согласиться с вами, Брюс. В таких вот, как вы говорите, стычках и рождается армия. С этим нельзя не считаться. Замечу попутно, что из Центра в Донбасс было послано много оружия. У меня есть точные сведения. Это начинает походить на централизованное снабжение. Вы понимаете? Что касается стратегического центра — то Генштаб красных все больше и больше начинает оправдывать свое назначение.

— Но ведь там сидят и наши люди! — Локкарт начал терять терпение.

— Правильно! И я горжусь, что любое важное решение Генштаба попадает ко мне скорее, чем в Кремль. И все-таки…

— Вы пессимист, Сидней! Безнадежный пессимист…

— Нет, Брюс. Я трезво смотрю на вещи…

— Я бы сказал — слишком трезво. Слишком!

— Не… не понимаю вас…

— Вам не хватает широты взгляда, Сидней. Вы погрязли в своих профессиональных делах и, — Локкарт почувствовал, что закипает бешенством, но не в силах был уже остановиться, — способны только нюхать, а не мыслить…

— Вот как! — металлическим голосом воскликнул Рейли.

— Да — так!..

— Вам легко рассуждать. — Рейли впился глазами в Локкарта. — Рассуждать всегда легче, чем действовать…

— Вы банальны, — перебил его Локкарт.

— Пусть так! Зато я твердо знаю: в случае неудачи дипломата Локкарта большевики лишь объявят persona non grata и с миром выдворят из этой проклятой страны. Меня же — английского разведчика — немедленно поставят к стенке…

— Вы боитесь?

И тут случилось то, о чем ни Локкарт, ни Рейли впоследствии не любили вспоминать, но что наложило неизгладимый отпечаток на их взаимоотношения. Они поругались! Поругались самым вульгарным образом, как ругаются торговки рыбой на центральном рынке Парижа или Сухаревские перекупщики краденого. Этот авантюрист, видите ли, трезво смотрит на вещи, а он — Локкарт, выходит, дурак и невежда! Я! И только я буду руководить всеми вашими действиями! И я волен давать такое толкование политическим событиям, какое сочту нужным. Не вам меня учить, господин сверхсекретный агент!..

И через десять лет Рейли не забудет этого разговора. В своих мемуарах он больно уколет Локкарта, язвительно заметив по поводу заговора против Советов, что его «детальный план я разработал сам, хотя впоследствии он был приписан Локкарту».

В тот вечер, не без помощи Дагмары, они помирились и даже распили бутылочку рейнвейна на брудершафт, но… Но остались врагами на всю жизнь!

— Оставим наши споры и раздоры, — сказал Локкарт. — Давайте подумаем, как лучше использовать споры и раздоры между большевиками и левыми эсерами.

Они разошлись глубокой ночью, составив план совместных действий.

Разошлись, недовольные друг другом.

4

Берзин пришел в Кремль по вызову коменданта Малькова. Бывший матрос деловито осведомился о состоянии батареи. Узнав, что орудия, только по спискам числятся боевыми, а на самом деле не имеют ни снарядов, ни лошадей, — стал кричать, что не потерпит саботажа, отдаст кого-то там под суд и расстреляет по всей строгости революционного закона.

Берзин молчал. Этот человек с его напористой хваткой, горячим темпераментом нравился ему все больше и больше. И хотя Мальков с пылу, с жару накричал и на Берзина, тот понимал, что крыть ему нечем, и только улыбался, слушая ветвистые ругательства коменданта.

— И чего ты расшумелся, Павел Дмитриевич? — услышал Эдуард Петрович позади себя спокойный, с хрипотцой голос Петерса. — Кричишь так, что все вороны над Кремлем повзлетали.

Мальков машинально взглянул в окно. Верно, над колокольней Ивана Великого с гомоном вилась стая воронья. Шутка Петерса пришлась к месту. Весело рассмеявшись, Мальков сразу заговорил спокойно:

— Летают, дери их корень! Латыши патронов на них извели — не счесть. А кричу я на эту детину, — комендант ткнул пальцем в Берзина, — оттого, что дивизион у него ни тпру ни ну, а командир только молчит и, знай себе, ухмыляется в бороду.

— Не понимаю тебя, расскажи толком.

— Мне нечего рассказывать. Ты, Яков Христофорович, от имени Чека спроси у него: почему дивизион не приведен в полную боевую готовность?

Петерс живо обернулся к Берзину.

— В самом деле, почему?

Берзин взглянул сначала на Петерса, потом на Малькова, подошел к окну и указал на видневшуюся вдали царь-пушку:

— Как по-вашему, что получится, если из этой пушечки пальнуть горохом?

— Ты нам загадок не загадывай, — начал было снова кипятиться Мальков, но, увидав предостерегающий жест Петерса, замолк.

— Только у нас получается наоборот, — продолжал Берзин. — Дивизион у нас легкий, гаубичный. А снаряды прислали тяжелые…

— Не по калибру? — Мальков стал что-то писать на листке бумаги. — Что ж ты молчал? Пошел бы к Вациетису, так, мол, и так — давай снаряды.

— Был я у командира дивизии. Рапорт подал.

— Ну?

— Прислали снаряды.

— Вот видишь! — обрадовался Мальков.

— Прислали, да не те.

— Велики?

— Нет. Малы!..

Все трое рассмеялись. Громче всех — Мальков. И Берзин почувствовал, что не ошибся в этом простом, по-русски открытом и добром в сущности, несмотря на грозный вид, человеке.

— Вот, возьми, — Мальков протянул ему листок бумаги. — Пойдешь в арсенал и получишь снаряды.

— А лошади? Где взять лошадей?

— У тебя, Эдуард, растет аппетит, — Петерс усмехнулся. — Получил снаряды, подавай лошадей…

— А как иначе? Две недели обивал пороги комиссий и подкомиссий, комитетов и подкомитетов — черт их совсем задери.

— Дали? — Мальков хитро прищурился.

— Как же — дали! Кляч каких-то дохлых. Они сквозь нашу сбрую со всеми четырьмя